Король улыбался. Я знала, что он пытался делать вид, будто тот жуткий день не повлиял на него. Брин был красивым мужчиной, но выглядел старше своего возраста. Королева рассказывала, что когда-то он был ее веселым братом, проказником, с которым в детстве она часто попадала в неприятности. Теперь в его глазах не было радости, потому что его семью уничтожили.
Король сказал, что оставит двадцать солдат для сопровождения, а затем направился вместе со мной вдоль шеренги пленников, рассматривая каждого. Я рассказывала ему, кто они и что совершили. Сначала Кардос, Сарва и Бахр. Затем мы подошли к Торбеку. Оказалось, он был одним из воспитателей короля, когда тот был ребенком.
– Вы нашли змеиное гнездо. – Он долго смотрел на Торбека, и когда тот сгорбился под пристальным взглядом, моля о пощаде, король заставил его замолчать.
– Был еще один ученый, – рассказала я. – Капитан убил его по дороге сюда.
– Я слышал. Финеас был мальчишкой, когда исчез из Морригана. Заговор планировался долгое время. – Он шагнул к капитану, пристально глядя на него. – Но вам это хорошо известно, капитан Илларион. Единственное, что вы получите, – чего, к сожалению, не получили мои братья и тысячи других людей, – это справедливость. Поскольку вы вступили в союз с Комизаром, вы предстанете перед венданским судом. Моя сестра уже ожидает вас.
Капитан молча смотрел в ответ, возможно, видя перед собой мальчика-короля, которого он предал, или перебирая в голове варианты будущих действий. Я увидела за его спиной Смерть. Она ждала свою жертву. Возможно, она не заберет его здесь. Не сегодня. Может, на ветреной башне в Венде справедливость восторжествует, когда шея дозорного капитана хрустнет и настанет время его окончательного приговора.
– А это кто? – спросил король, шагнув к Джейсу.
–
Король повернулся ко мне.
– Почему он здесь?
– Скажи ему, Кази! Объясни, почему я здесь. Расскажи, почему я не дома и не защищаю семью и империю.
Я сглотнула. Ответ застрял где-то в горле.
Гриз шагнул вперед и ответил раньше, чем я успела:
– Этот человек предоставил убежище беглецам, а также материалы для создания арсенала оружия.
– Тогда и его ждет петля.
Глава пятьдесят шестая. Джейс
Идя по долине, я думал об одном:
Сарва и Бофорт выглядели самоуверенными, словно у них оставался шанс на побег. Двадцать морриганских солдат сопровождали нас в Венду – не говоря уже о парне по имени Гриз, крепком, как три солдата. Он бы никогда не упустил беглецов. Ускользнуть было невозможно, хотя временами я и думал об этом. Мне нужно было вернуться домой. Какая бы лига ни пыталась нас вытеснить, пройдет совсем немного времени, прежде чем они перегруппируются и снова придут. Неужели Бофорт сговорился с кем-то из них? Это казалось маловероятным. Он просидел в Дозоре Тора почти год, не имея внешних контактов. Кроме Зейна. Зейн являлся единственным контактом Бофорта с внешним миром.
Где-то в глубине души я знал, что им нельзя доверять. Мой отец тоже знал. Именно поэтому он отправил письмо в королевский магистрат. Но несмотря на неясный ответ, он все равно позволил им войти в Дозор Тора.
Но как? Откуда беглый преступник узнал о моей сестре и моем брате? Сильви и Мика умерли четыре года назад, за несколько лет до того, как Бофорт прибыл в Дозор Тора. Он провел расследование, нашел дыру в наших доспехах – единственное, что могло открыть дверь и кошелек Белленджеров, рану, которая по-прежнему кровоточила.
Я был первым среди сыновей, кто согласился на это. Я винил себя за смерть Сильви, как и за то, что сделал после. Меня преследовали ее мольбы, ее страх оказаться запертой в холодном темном склепе. Когда она просила, я промолчал, не дал ей это простое обещание. Через два дня после ее похорон я украл ее тело. Я совершил немыслимое и осквернил гробницу посреди ночи. Никто так и не узнал об этом. Все думали, что я исчез из-за горя, но на самом деле я отнес ее завернутое тело высоко в горы Моро и похоронил в самом красивом месте, которое смог найти. В месте, которое она бы точно полюбила: у основания Слез Бреды, чуть ниже седьмого водопада, где цвели папоротники и цветы, днем светило солнце, а ночью сияла луна. Я отметил это место единственным камнем, а слезы, смочившие его, были не слезами Бреды, а моими собственными.