Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930

Подытоживая рабочий год в отчете, секретарь сообщает, что за 1924/25 академический год в Теасекции состоялось 93 заседания, на которых присутствовало 1818 человек. На подсекциях в среднем – 10, на пленарных заседаниях – от 40 до 60 участников[231].

Но это в среднем – на заседание памяти Н. Е. Эфроса (1924) явилось 200 человек, обсуждение «Гамлета» привлекло 98 слушателей, «Мандата» – 111. Сами эти цифры говорят о многом.

В 1925 году в структуре Теасекции произошли существенные изменения: созданы подсекция Теории (к ней, по-видимому, перешли функции Методологической, которой более не существует) и кабинет по изучению Зрителя. Заявлена работа над Терминологическим словарем. Важными событиями года стали начавшаяся дискуссия Сахновского – Якобсона о сущности театра как художественного феномена, а также доклады Гвоздева («О смене театральных систем») и Маркова («О немецком театроведении»).

Зимние каникулы не затягиваются. И уже 4 января 1926 года на Президиуме Теасекции отчитывается подсекция Теории.

Участники заседания Президиума Теасекции постановляют:

«Согласно общевыработанного плана вести работу в трех разрезах:

1. Изучение теории театра (и теоретические основы истории театра),

2. Изучение театральной критики (ее проблематика),

3. Изучение учений о театре.

В качестве первоочередных вопросов:

а) проблематика театральной критики,

б) театр и его стиль,

в) эстетические и неэстетические элементы театра»[232].

14 января докладом Сахновского «Предмет спектакля» на заседании подсекции Теории будет продолжена дискуссия о сущности театрального искусства[233].

18 января на заседании комиссии по изучению Автора с докладом «Драма как изображение рефлекса цели», построенным на рефлексологии И. П. Павлова, выступает Волькенштейн. Собравшиеся единодушно отвергают основную идею, общее мнение выражает Новиков, заявивший, что все же «от слюнотечения у собаки до Гамлета большое расстояние».

25 января 1926 года на совместном заседании доклад «Театр в Германии» делает Гвоздев, но не на территории ГАХНа, а в ВОКСе. Видимо, по этой причине в архиве Теасекции ни тезисов докладчика, ни прений не сохранено.

1 февраля на доклад Сахновского («Предмет спектакля») отвечает Якобсон, выступивший с сообщением «Взаимоотношения театра и литературы»[234], тезисы представлены им еще 27 января.

4 февраля сотрудники Теасекции узнают приятную новость: Теасекция in corpore избрана в состав членов Комитета по изучению русского театра Петербургского Института истории искусств (Зубовского). Так сложилось, что петербургские театроведы были западниками, исследование же театра русского нуждалось в московском научном подкреплении. Избрание было не только честью и признанием, но и имело следствием обязательство включиться в совместную работу. И 23 февраля на пленарном заседании подсекции Истории для определения конкретных планов появляется посланец ленинградского ГИИИ В. Н. Всеволодский-Гернгросс[235]. Он предлагает объединить усилия ученых Театрального отдела Института истории искусств и ГАХН в общем проекте изучения русского театра, в том числе – и современного[236].

22 марта Марков выступает с сообщением «Проблематика современного театра»[237].

27 апреля Б. А. Фердинандов рассказывает об «Опыте записи спектакля»[238].

13 мая Гуревич читает доклад «О природе художественных переживаний актера»[239]

, представляя практически готовую к печати работу – 34 страницы машинописного текста. Прения проходят неделю спустя, 20 мая. Через две недели, 1 июня 1926 года, подсекция Актера переименовывается в подсекцию Психологии актерского творчества[240]. Гуревич остается ее руководителем.

22 мая Филиппов сообщает о предстоящей конференции ГАХН – в связи с подготовкой нового Устава ГАХН.

2 июня 1926 года, теперь – на Пленуме Теасекции повторно выступает с докладом «Проблематика современного театра» Марков[241]. Докладчик рисует картину театральной ситуации, какой она ему видится (и, заметим в скобках, дальнейшее течение событий подтверждает правоту критика). Он говорит о начале периода ассимиляции различных театральных течений, взаимопроникновения правого и левого фронтов. Констатирует, что время «пьесы-сценария» миновало, «слово приобретает на театре сейчас выдающееся положение» и беллетристы работают много интереснее драматургов. «Театр возьмет в обучение беллетристов».

Отвечая на споры о том, что зрителю «полезно» и что вредно, Марков завершает доклад важным тезисом: «Полезен всякий спектакль, поднимающий творческую энергию и углубляющий сознание и подсознание зрителя (в плане репертуарном Шекспир, Гоголь и т. д.), и вреден всякий спектакль, снижающий духовную жизнь зрителя, какими бы революционными фразами и патриотическими диалогами такие спектакли ни прикрывались („В наши дни“[242], „Брат наркома“[243] и т. п.)».