Театральная секция ГАХН. История идей и людей. 1921–1930

Дело в том, что критика середины 1920-х, увлеченно отрицая либо защищая спектакль, даже не воспроизводит его концепцию, а лишь оценивает идеологическую направленность. При этом собственно театральная плоть зрелища, от решения декораций до сценического рисунка ролей, остается незафиксированной. Ярким примером могут служить мхатовские «Дни Турбиных», в связи с которыми на страницы печатных изданий вылилось около трехсот откликов, статей, запальчивых заметок, даже – стихотворных эпиграмм. И из всего этого обильного словесного материала невозможно представить облик спектакля, увидеть, как и что происходило на сцене. Именно поэтому театроведы говорят о необходимости рецензии дескриптивной, которая оставляла бы внятное описание театрального явления.

Итак, обсуждаются: методика дескриптивных рецензий, термин «Театр» для Терминологического словаря и предполагаемая дискуссия вокруг книги Станиславского (она состоится лишь в конце следующего года).

Выясняют, кто хотел бы принять участие в обсуждении книги Станиславского. Выступления соглашаются подготовить Волков, Волькенштейн, Гуревич, Марков, Сахновский.

После выяснения заявок постановили принять следующий план работы подсекции Теории театра на октябрь – декабрь 1926 года:

1) Доклад В. М. Бебутова: «Отношение текста к сценическому оформлению в постановке „Ревизора“ в театре МГСПС»[263] (14 октября совместно с комиссиями Автора и Современного театра).

2) Доклад П. М. Якобсона «Теория театра в системе театрального знания» (28 октября).

3) Доклад Н. Д. Волкова «Методика описательной рецензии» (11 ноября).

4) Доклад В. Г. Сахновского «Сравнительный анализ драматического текста и режиссерского экземпляра в целях выяснения приемов режиссерского творчества (на основе „Шейлока“)»[264]

(25 ноября).

5) Доклад А. М. Эфроса «Проблема декораций (Младшие художники МХАТа)»[265].

6 октября устраивают закрытое заседание памяти Н. Е. Эфроса. С докладом о деятельности Эфроса в ТЕО выступит Марков.

Осенью же в стенах Теасекции[266] проходит обсуждение творческого пути МХАТа Второго, на которое приглашены его актеры. 12 октября 1926 года Волькенштейн читает доклад: «Стиль МХАТа Второго»[267]

. Присутствуют Кашин, Мориц, Новиков, Марков, Бахрушин, Бродский, Прыгунов, Филиппов, Гуревич, Родионов, Якобсон, Поляков, Сахновский и 51 человек приглашенных (по-видимому, все это актеры).

Тезисы докладчика:

«1. Первый период Первой студии, руководимой Сулержицким[268]. Здесь существует школа Станиславского, этическое воодушевление Сулержицкого и отсутствие оригинальных художественных исканий.

1. Самостоятельную работу Первой студии начинает Вахтангов. Гротескный стиль его постановок[269], сочетание элементов реалистического и условного.

2. Нынешний <этап>. Второй М. Х. Т. применяет на большой сцене приемы гротеска вахтанговской традиции, либо огрубляя их, либо применяя к неподходящему материалу, либо делая непроработанное смешение элементов разных стилей. Таким образом, Второй М. Х. Т. очень крепкий театр, однако еще не нашедший своего стиля.

3. Стиль МХАТа Второго должен быть искусством сострадания (Сулержицкий, Чехов) на пути высокой драмы. Опаснее всего для М. Х. Т. Второго мелкие темы»[270].

Основная проблема, которую ощущают все собравшиеся, связана с растерянностью труппы в историко-культурной ситуации России переломного 1926 года, несовпадением былых устремлений актеров МХАТа Второго со все более отчетливо вырисовывающейся физиономией эпохи. Произнесены все ключевые слова: теософия, мистицизм, символическая трагедия, эксцентрика, гротеск…

Обсуждающие рассуждают о дефиниции структурного единства образной системы (греч. styles – стиль – палочка, стержень для письма), пытаясь объяснить сущность феномена через «верный», правильно подобранный эпитет («специфический стиль», «внешний стиль», «внутренний стиль», «бесстильный театр», даже – «формальный стиль», которого не существует вовсе – дело во внешних проявлениях сущностного, то есть определенности и цельности мысли).

На деле речь не о термине, не о формальной категории, а о том, что теософская направленность театра теперь под строжайшим идеологическим запретом и нужно найти новые мировоззренческие ориентиры в изменившейся реальности. Явственно очерчивается проблема, приведшая к кризису театра: утрачена (скомпрометирована) прежняя концепция человека, присущая этому театру, а лишь через нее только и может быть передана на сцене мысль о современности.

После доклада состоялись прения.