Текстоцентризм в кинокритике предвоенного СССР

…признание профессионального сценариста было, так сказать, признанием de facto. Сейчас же профессиональный сценарист признан уже и de jure. […] …профессиональному сценаристу, по правде говоря, не хватало уважения к самому себе. Его бы раньше и не раскачать на обобщение […] своей работы. Теперь он заговорил. Очевидно, в признании окружающих он нашел новый источник активности и самоутверждения [Попов 1936: 4].

Но ситуация со сценарным трудом все равно не улучшалась. В 1935 году Григорий Козинцев ужасался некомпетентности и наглости одних сценаристов и удивлялся серьезной работе других:

…тип писателей, которых можно характеризовать как «мощных финансистов». Эти люди берут аванс и не пишут сценарий, и при этом еще глубоко нас всех презирают. Другой тип писателя, который тоже берет аванс, предлагает инсценировать свое полное собрание сочинений и тоже нас презирает. […] я был удивлен, так как увидел здесь новый тип писателей – это люди, которые пишут сценарий всерьез, люди, которые интересуются кинематографией [Козинцев 1983: 29].

Одновременно с Козинцевым Лев Кулешов утверждал:

Слово «сценарист» никем больше не может рассматриваться с улыбочкой […]. Многие писатели думают, что от них не требуется кинематографической обработки вещи, что это дело режиссеров. Такая точка зрения ошибочна и порочна [Кулешов 1987: 135].

На Всесоюзном совещании работников кино Александр Довженко предложил решение часто непродуктивной деятельности писателей в кино:

…польза писателя в сценарном деле скорее формальная, декларативная […]. Нужно напомнить писателю, что написать сценарий – дело такое же сложное […], как написать пьесу. […] Есть блестящие писатели, которые не пишут пьесы. Следовательно, принимая во внимание, что сценарное творчество […] тяготеет к типу драматургического дела, необходимо и ориентироваться на соответственный тип писателя [Довженко 1966: 34–35].

Сами же сценаристы одобряли работу драматурга в кино с оговорками – так говорила Белла Зорич:

Сценаристы – это те же литераторы, но владеющие очень сложным комплексом знаний, более сложным, чем владеет драматург […]. Таких сценаристов […] единицы. Огромное количество работников считает себя сценаристами, но это не серьезные работники [Сценарный актив 1932: 422].

Слова режиссеров и сценаристки Зорич показывают, что и в середине 1930‐х годов сценарное творчество было проблемным аспектом советского кино. С одной стороны, литераторы требовали почтительного отношения к сценарию, с другой – редко отличались профессионализмом и трудовой этикой.