Тем более что жизнь короткая такая…

Как же я преподавал такое редактирование? Взял книги Лидии Чуковской «В лаборатории редактора» и Норы Галь «Слово живое и мёртвое». Хватило на оба семестра.

А изучая текстологию, мы с бакалаврами в учебник не заглянули. Изучали её по шестому тому Полного академического собрания сочинений Пушкина, из его шестнадцатитомника. Смотрели, как создаётся онегинская строфа: шли от печатного текста – к его зарождению. Столько нашли своеволия публикаторов, что впору ставить вопрос о новом исправленном издании пушкинского романа!

Но пятнадцать сотых ставки профессора – это 13–14 тысяч рублей ежемесячно. Уже в середине года я решил уходить. Но пришлось дожидаться окончания.

Подал по собственному желанию, что абсолютно правдиво: желания работать в университете у меня не было.

Да и у моей новой начальницы – зав кафедрой русской литературы, которая занимает в университете много постов: она и проректор, и директор Института филологии и иностранных языков, не было желания со мной работать. Я её понимал. Это с Коровиным мы во многом были единомышленниками, а с ней – нет!

Да, какое прекрасное было начало и каким отвратительным оказался конец!

Какие огромные аудитории собирали мои лекции о Пушкине. До сих пор я переписываюсь со многими моими прежними студентами.

Пушкина и вообще литературу XIX века мне не дали потому, что всё это сильно урезали. Не филолога будет выпускать МПГУ, а учителя средней школы по литературе. Сколько нужно учителю Пушкина? Совсем немного. Ведь и в школе сейчас его изучают через пень колоду.

С этим я столкнулся ещё лет десять назад. Когда бывшие ученики, учившиеся по новым программам, пришли в МПГУ. Поначалу я думал, что пришли блатмейстеры или взяточники. Нет, оказывается, пришли те, кто и не думал заниматься литературой, а зачислился ради второго образования. Не все, конечно, но многие. С нашим дипломом поступали в какую-нибудь академию управления, получали диплом этой академии и неплохо устраивались администраторами.

Скажут, что таково знамение времени. А я отвечу, что так в школах давали литературу под давлением чиновников от образования. Сколько я сражался с ними на страницах моей газеты «Литература»! Они читали, им это не нравилось. Иногда отругивались. Но планку всё занижали и занижали. И вот результат: нынешние полуграмотные бакалавры и магистры – питомцы их школы!

Не было прежде у меня списанных курсовых. Но вот лет десять назад читаю курсовые вечерников. Вот – о «Капитанской дочке». Гладко, складно, но… Не оставляет меня мысль, что где-то я именно это уже читал. Вспоминаю. Снимаю с полки книгу H. Н. Петруниной. Списано слово в слово.

А вот – о «Моцарте и Сальери». Ну, здесь с первой же страницы становится понятно, откуда списано: со старой, устаревшей работы Д. Л. Устюжанина.

– Нет, – говорю студентам, – аттестовать не могу.

– Почему? – спрашивают.

Да, вот так – играя в наивность: «Почему?»!

– Потому что, – отвечаю, – мне хотелось знать ваше мнение об этих произведениях Пушкина, а не тех литературоведов, у кого вы их списали.

– И у кого же? – кривятся в улыбке.

– Идите, – говорю, – в деканат и скажите там, что я у вас курсовые не принял.

Думаете, деканат меня поддерживал? Далеко не всегда. «Ах, – говорили мне, – да поставьте им тройки. Охота Вам с ними возиться».

Правда, когда я пришёл работать в журнал «Вопросы литературы», ко мне отношение переменилось. Журнал ваковский, известный. Каждому хочется напечататься. Потянулись ко мне профессора и доценты со статьями: заранее, говорят, согласны на любую правку. Но здесь я вёл себя жёстко: печатал только то, что этого заслуживает.

2

Да, это было под новый, 2007-й, год. Позвонил мне главный редактор «Вопросов литературы», мой старый товарищ Лазарь Лазарев. «Хочешь, – спрашивает, – работать у меня в журнале?» «А на каком кусте? – интересуюсь. – У тебя на классической литературе замечательный редактор – Нина Николаевна Юргенева. Для чего там второй человек нужен?» «Будешь моим замом, – говорит Лазарь. – Но писать мы об этом в журнале не будем. И не говори об этом Шайтанову: ему это может не понравиться».

– С Шайтановым мы дружим, – говорю я Лазарю.

– Я сказал ему, что хочу пригласить тебя, – отвечает Лазарь. – Он вскинулся: на чьё место?

– Так он же первый зам, – говорю. – А ты зовёшь меня не в первые.

– И всё-таки не советую тебе посвящать его в наш разговор. Я сказал, что ты будешь рабочим членом редколлегии.

А я был уже несколько лет членом редколлегии этого журнала, но не рабочим. Лазарь созывал редколлегию нечасто.

Да, Игорь Шайтанов встретил меня настороженно: зачем я пришёл?

Впрочем, о нём стоит рассказать более подробно.