Тем более что жизнь короткая такая…

Нас познакомила Маэль Исаевна Фейнберг, вдова известного пушкиниста. Покойного Илью Львовича я видел в Доме творчества писателей в Малеевке. И не просто видел, но несколько раз прогуливался с ним и с моим другом Олегом Чухонцевым. Был ли Илья Львович в Малеевке один? Или всё-таки с женой Маэлью Исаевной? Не помню. Во всяком случае, когда мы со Стасиком Лесневским пришли в квартиру писательского дома в Безбожном (Протопоповском) переулке, и дверь нам открыла интеллигентная седая женщина, у меня было ощущение, что вижу её впервые.

Лесневский узнал, что я написал и отдал в приложение к «Литературной газете» «Пушкинский праздник» рецензию на посмертную книжку Ильи Львовича «Читая тетради Пушкина», сказал об этом Маэли Исаевне, и та попросила Стасика привести меня к ней в гости. Тем более что жил я в соседнем писательском доме, который фасадом выходил на перпендикулярный Безбожному Астраханский переулок. От моего подъезда до подъезда Маэли Исаевны было метров сто.

Маэль Исаевна умела очаровывать гостя чуть ли не с порога, улыбаясь ему такой ослепительной улыбкой, что у вас сразу улучшалось настроение. Через несколько минут вы сидели на обширной уютной кухне за деревянным столом, красиво сервированным.

– Вы знакомы? – спросила меня Маэль Исаевна, указывая на сидящую за столом молодую женщину. – Это Оля, жена Шайтанова.

– Шайтанова Вы, наверное, знаете? – спросила Маэль Исаевна.

– Читал его рецензии, – сказал я.

А через некоторое время я увидел и самого Шайтанова, высокого, интеллигентного, доброжелательного. Он мне понравился.

Смущало только, что, в отличие от моих друзей, он состоял в редсовете такого, скажем, издательства, как «Современник», напрочь захваченного тёмными антисемитскими силами. Много позже он говорил мне, что был, по словам руководителей издательства, введён в редсовет, чтобы свидетельствовать своим именем: не все там черносотенцы. Мне же кажется, что это не совсем так. Он приехал в Москву из Вологды, учился не в Вологодском пединституте, где профессорствовали его отец (заведовал кафедрой советской литературы) и мать, а в МГУ. Правда, окончив университет, семь лет преподавал в семейном, так сказать, пединституте в Вологде. Но поступил в аспирантуру Московского пединститута имени Ленина, а защитив диссертацию, остался там на кафедре зарубежной литературы. В Москве его патронировал друг семьи – бывший вологжанин Валерий Васильевич Дементьев, секретарь Союза писателей РСФСР по критике. Дементьев курировал два московских издательства – «Советскую Россию» и «Современник» – и, стало быть, мог посодействовать своему знакомцу войти в редсовет любого из них. И, кстати, курировал Дементьев и два органа периодики, выходившие в Москве – журнал «Наш современник» и «Литературную Россию», где печатался Шайтанов. Впрочем, в то время Шайтанов в литературе работал мало. Он считался хорошим лектором в педагогическом институте и продвигался на почве преподавания: защитил кандидатскую, докторскую, стал профессором.

Маэль Исаевна его мне неизменно нахваливала: «Я с ним запросто. Попросишь его купить картошки, он пойдёт и купит. Не чванится».

Шайтанов учился на одном курсе с трагически погибшим сыном Маэли Исаевны Александром Фейнбергом. После смерти Маэли Исаевны вышла книжка Александра Фейнберга о «Медном Всаднике». Мать успела подготовить и оплатить издание книги сына.

В трёхкомнатной квартире Маэли Исаевны одна комната была закрыта и гостям не показывалась. Комната Сани.

Мне много пришлось бывать у неё в доме. И не только в гостях. Не успел я с ней познакомиться, как выяснилось, что Маэль Исаевна внештатно работала в издательстве «Советский писатель»: редактировала там книги. Главный редактор Игорь Бузылёв, мой хороший знакомец, предложил ей стать редактором моей книги. Она согласилась.

– Там работы немного, – с удовольствием пересказывала она мне Бузылёва. – Книга написана хорошим занимательным литературным языком.

– Взяла ещё книгу Шайтанова, – сказала она. – Так что буду вас обоих часто видеть.

– О чём книга? – спросил я.

Оказалось: не о чём, а о ком. Монография. Об одном из основоположников советской поэзии. Меня это удивило. Шайтанов вроде занимался совсем другим: читал английскую литературу Возрождения и писал о ней. Но познакомившись с Шайтановым поближе, удивляться перестал: он обнаруживал разносторонние знания. Недаром оказался на кафедре компаративистики РГГУ, куда ушёл из педагогического института, ставшего университетом.

Но мне продолжал давать материалы по английской литературе. «Мне» – это значит в моё приложение к газете «Первое сентября» «Литература», которое быстро переросло рамки приложения, став полноценной газетой Издательского дома. Ни о каких единых учебниках в то относительно демократическое время никто не заикался. Наоборот. Мы с удовольствием печатали разные варианты новых учебников по русской литературе, по зарубежной.