Показания господ дʼОтсер совпадали с показаниями близнецов и соответствовали их же свидетельствам, данным во время предварительного следствия. Необходимость объяснить цель прогулки подтолкнула каждого подсудимого к мысли об охоте. За несколько дней до того крестьяне видели в лесу волка – это был предлог, которым все они и воспользовались.
И все же государственный обвинитель выявил расхождения между протоколом первого допроса господ дʼОтсер, где говорилось, что они охотились все вместе, и версией, озвученной на суде сегодня, согласно которой дʼОтсеры и Лоранс охотились, в то время как господа де Симёз осматривали лес.
Г-н де Гранвилль заявил, что, поскольку правонарушение было совершено между двумя часами дня и половиной шестого, показания подсудимых, объясняющие, как именно они провели утро, должны быть приняты на веру.
Обвинитель на это ответил, что подсудимые были заинтересованы в том, чтобы их приготовления к похищению сенатора остались незамеченными.
Далее защита проявила себя во всем блеске. Судьи, присяжные, публика – всем вскоре стало ясно, что ни одна из сторон, участвующих в процессе, не сдастся без боя. Казалось, Борден и г-н де Гранвилль предусмотрели всё. Человек, ни в чем не повинный, всегда может дать понятное и правдоподобное объяснение своим действиям; поэтому обязанность защиты – противопоставить свою, вероятную версию маловероятной, которую выдвинуло обвинение. Для защитника, считающего своего клиента невиновным, обвинение уподобляется вымыслу. Публичный допрос дал четырем дворянам возможность объяснить обстоятельства дела так, чтобы они говорили в их пользу. Все складывалось благоприятным образом до тех пор, пока не начался допрос Мишю. Он был более серьезным и вызвал прения. И только тогда все поняли, почему г-н де Гранвилль решил защищать бывшего управляющего, а не его господ.
Мишю признал, что угрозы в адрес Марьона действительно имели место, но они не были столь ожесточенными, как представляется суду. Что же касается обвинений в том, что он с карабином в руках подстерегал Малена в парке, бывший управляющий отвечал, что всего лишь прогуливался, а сенатор с г-ном Гревеном заметили ружейное дуло и испугались, приписав ему враждебные намерения, каковых он вовсе не имел. Мишю добавил, что в вечернее время человек, не привычный к охоте, может решить, что ружейное дуло смотрит на него, в то время как на самом деле охотник преспокойно держит карабин на плече. Состояние, в каком была его одежда во время ареста, он объяснил тем, что упал, когда через ров возвращался домой. «Я как раз взбирался по насыпи наверх, к дороге, но было темно, камни осыпа́лись под ногами, я свалился и сильно испачкался». На вопрос, зачем ему понадобился гипс, который носил с фермы Готар, Мишю дал тот же ответ, что и во время предварительных допросов: что укреплял-де столбик заграждения на все той же дороге, проходящей по дну оврага и обсаженной орешником.
Государственный обвинитель и старшина присяжных попросили Мишю объяснить, как он мог одновременно находиться на насыпи возле шато-де-Сен-Синь и в овраге, возле заграждения, в то время как мировой судья, жандармы и Сен-Синьский полицейский в один голос утверждают, что слышали, как он поднимается снизу, из долины. Мишю отвечал, что г-н дʼОтсер так часто упрекал его в том, что он откладывает этот маленький ремонт, который между тем был очень важен, поскольку из-за этой дороги могли возникнуть споры с коммуной, что он, закончив работу, решил наведаться в шато – сказать, что заграждение готово.
Дело в том, что по распоряжению г-на дʼОтсера в самом начале дороги, обсаженной орешником, действительно поставили заграждение, дабы помешать коммуне завладеть ею. Уразумев, насколько важно объяснить, почему его одежда испачкана гипсом (а сам факт его использования отрицать было невозможно), Мишю прибег к хитрости. На суде нередко так бывает: правду часто не отличить от небылицы, и небылица иногда очень похожа на правду. И защитник, и обвинитель понимали, как много зависит от этого обстоятельства, обретшего огромное значение благодаря усилиям адвоката и подозрениям прокурора.
Готар, вне всяких сомнений, проинструктированный г-ном де Гранвиллем, признался суду, что Мишю попросил его принести несколько мешков гипса, хотя до этих пор юноша отвечал на все вопросы рыданиями.
– Но почему же ни вы, ни Готар не отвели мирового судью и полицейского к этому заграждению сразу? – спросил государственный обвинитель.
– Мне и в голову не приходило, что нас могут заподозрить в столь серьезном преступлении, – сказал Мишю.