Темное дело

На следующий день, увидев условный сигнал, означавший, что Лоранс заняла предназначенное ей место, министр внешних дел позвонил в звонок и приказал явившемуся на зов секретарю ввести г-на Корантена.

– Милейший, вы – человек весьма предприимчивый, – сказал ему Талейран. – Я хочу взять вас к себе на службу.

– Ваша светлость…

– Сперва выслушайте! Служа Фуше, вы заработаете состояние, но не получите ни почестей, ни завидной должности. Но с блеском исполняя мои поручения, как вы только что проделали это в Берлине, вы обретете значимость.

– Ваша светлость, вы очень добры…

– В последнем своем деле, в Гондревилле, вы продемонстрировали свой талант…

– О чем вы, ваша светлость? – спросил Корантен, не выказывая ни особой холодности, ни особого удивления.

– Мсье, вы ничего не добьетесь, – последовал сухой ответ. – Вы боитесь…

– Чего же, ваша светлость?

– Смерти! – произнес министр своим красивым, гулким и глубоким голосом. – Прощайте, милейший!

– Это он! – сказал маркиз де Шаржбёф, входя в кабинет. – Но мы едва не довели графиню до могилы. Она задыхается!

– Никто, кроме него, не способен на такие ухищрения, – отвечал министр. – Мсье, успех вашей миссии под угрозой, – продолжал он. – Поезжайте по дороге на Страсбург, я отправлю вслед за вами незаполненные бланки паспортов. Подыщите себе двойников, меняйте половчее маршрут и в особенности кареты. Устройте так, чтобы в Страсбург прибыли ваши двойники, а сами через Швейцарию и Баварию отправляйтесь в Пруссию! Никому ни слова, будьте крайне осмотрительны. Против вас – полиция, и вы не представляете, на что она способна…

Мадемуазель де Сен-Синь предложила Роберу Лефевру достаточное вознаграждение, дабы он приехал в Труа и написал портрет Мишю. Г-н де Гранвилль пообещал этому художнику, в то время находившемуся на пике славы, всячески облегчить его работу. Г-н де Шаржбёф и Лоранс выехали в его старенькой полуберлине, прихватив с собой слугу, говорящего по-немецки. В окрестностях Нанси они догнали Готара и мадемуазель Гуже, которые выехали чуть раньше в великолепном экипаже. Лоранс и маркиз пересели в этот экипаж, а им отдали свою полуберлину. Министр не ошибся: в Страсбурге главный комиссар полиции отказался завизировать паспорт путешественников, ссылаясь на строгость полученных им распоряжений. В то же самое время маркиз с Лоранс выезжали из Франции через Безансон с дипломатическими паспортами. Лоранс оказалась в Швейцарии в первые дни октября, однако ее совершенно не волновали мелькавшие за окном прекрасные пейзажи. Она забилась вглубь кареты, погруженная в оцепенение, подобное тому, в которое впадает преступник, когда узнает о времени казни. В такие моменты все вокруг словно заволакивает жарким паром и самые обыденные вещи приобретают фантастические формы. Мысль: «Если у меня ничего не выйдет, они умрут!» – обрушивалась на душу Лоранс снова и снова, как некогда топор палача обрушивался на его жертв при четвертовании. Графиня чувствовала себя все более разбитой; она теряла жизненную силу в ожидании жестокой минуты, решающей и быстротечной, когда она окажется лицом к лицу с человеком, от которого зависит жизнь де Симёзов и дʼОтсеров. Для себя она решила, что не станет даже пытаться побороть эту слабость, – чтобы не тратить силы попусту. Маркизу не дано было понять эту расчетливость сильных духом, который внешне проявляется по-разному (ибо в напряженном ожидании иные, наиболее утонченные умы предаются неожиданной веселости), и он испугался, что не довезет Лоранс живой на эту встречу, имеющую для них особое значение и, бесспорно, выходящую за рамки повседневной жизни. Для графини унизиться перед этим человеком, ненавидимым и презираемым ею, означало гибель ее благородных устремлений.

– Одна Лоранс вот-вот погибнет, другая – уцелеет. Но это будет уже не та Лоранс, – сказала она.