– Его величество наверняка будет ужинать в своем бивуаке, – произнес Дюрок, принимая письмо. – Сейчас я разберусь, в чем, собственно, дело, и дам вам знать, возможно ли то, о чем вы просите. Капрал – обратился он к жандарму, – прошу вас сопроводить этот экипаж в арьергард, к хижине.
Г-н де Шаржбёф поехал за жандармом. Карета остановилась за домиком самого скромного вида, построенным из дерева и глины и окруженным десятком фруктовых деревьев. Он находился под постоянной охраной отряда пехотинцев и кавалерии.
Нужно сказать, что война представала здесь во всем своем величии и великолепии. С вершины холма обе армии, освещенные луной, были видны как на ладони. После часового ожидания, во время которого непрерывно сновали туда-сюда адъютанты, за мадемуазель де Сен-Синь и маркизом де Шаржбёфом явился Дюрок. Он провел их внутрь хижины с глинобитным полом, какой обычно бывает в крытых гумнах. Со стола к этому времени уже убрали, и Наполеон сидел на простом деревенском стуле у очага, в котором дымились сырые дрова. Судя по грязным сапогам, днем императору пришлось немало пройти пешком. Он снял свой знаменитый редингот, и его не менее знаменитый зеленый мундир c надетой через плечо красной орденской лентой, оттененной белыми казимировыми кюлотами и белым же жилетом, подчеркивал бледность грозного, царственного лица. Рукой император придерживал развернутую на коленях карту. Перед ним стоял Бертье в своем блистательном мундире вице-коннетабля Империи.
Камердинер Констан как раз подал Наполеону на подносе кофе.
– Что вам угодно? – спросил император с напускной резкостью, пронизывая Лоранс взглядом, словно лучом. – Вы уже не боитесь говорить со мной перед битвой? В чем дело?
– Сир, – произнесла графиня, глядя на него не менее пристально, – я – мадемуазель де Сен-Синь.
– И что же? – последовал сердитый вопрос.
Наполеону показалось, что своим взглядом она бросает ему вызов.
– Неужели вы не понимаете? Я – графиня де Сен-Синь, и я молю вас о милосердии, – проговорила Лоранс, падая на колени и протягивая императору прошение, составленное Талейраном, на котором также поставили свои подписи императрица, Камбасерес и Мален.
Наполеон милостиво помог просительнице подняться и, смерив ее проницательным взглядом, сказал:
– Неужели вы все-таки одумались и понимаете, какой должна быть Французская империя?
– Ах, сейчас я понимаю только императора! – отвечала Лоранс, сраженная простотой, с которой этот баловень судьбы произнес слова, дающие надежду на снисхождение.
– Они невиновны? – спросил Наполеон.
– Все до единого, – сказала она с энтузиазмом.
– Все? Ну нет, управляющий – опасный человек, который убил бы моего сенатора, не спросясь у вас…
– О сир, – произнесла графиня, – если бы у вас был друг и он рискнул ради вас всем, разве вы бы покинули его? Прошу вас, не…
– Вы – женщина, – сказал Наполеон с ноткой насмешки в голосе.
– А вы – железный человек! – ответила ему Лоранс с запальчивой суровостью, которая понравилась императору.
– Этот человек приговорен к смерти судом своей страны, – сказал он.
– Но он невиновен.
– Дитя! – проговорил Наполеон.
Он встал, взял мадемуазель де Сен-Синь за руку и вывел на открытое место на вершине холма.
– Смотрите! – сказал император с особенным, присущим только ему красноречием, делавшим трусов храбрецами. – Перед вами – триста тысяч солдат, и они тоже ни в чем не повинны. И завтра тридцать тысяч из них погибнут, умрут за свою страну. А ведь в рядах прусской армии вполне может оказаться талантливый механик, идеолог, гений – и он также лишится жизни. В числе наших погибших тоже будет много одаренных людей, пусть и никому не известных. Да что там, лучший друг может погибнуть у меня на глазах! И буду ли я кого-то в этом винить? Нет. Я промолчу. Знайте же, мадемуазель: ради законов своей страны надо умирать, как мы умираем здесь ради ее славы, – добавил он, провожая графиню обратно к хижине. – А теперь возвращайтесь во Францию, – сказал Наполеон, глядя на маркиза. – Мои распоряжения будут посланы следом за вами.
Лоранс поверила, что наказание для Мишю будет смягчено, и в порыве пылкой благодарности опустилась на одно колено перед императором и поцеловала ему руку.
– Вы – г-н де Шаржбёф? – спросил Наполеон, разглядывая маркиза.
– Да, сир.
– У вас есть дети?
– Да, и много.
– Так почему бы вам не прислать ко мне кого-то из своих внуков? Он мог бы стать моим пажом…
«Теперь в нем заговорил подпоручик! – подумала Лоранс. – Он желает платы за свое милосердие».
Маркиз молча поклонился. К счастью, в этот момент в хижину стремительно вошел генерал Рапп.
– Сир, гвардейская кавалерия и кавалерия великого герцога Бергского прибудут сюда не раньше чем завтра пополудни.
– Ничего! – сказал Наполеон, оборачиваясь к Бертье. – Нам дана отсрочка. И нужно суметь ею воспользоваться.