Тень Энвижен

«Брось, папа, – сердито ответила она, – ты ведь знаешь, что мне абсолютно некогда. Дети учатся в дорогой частной школе, их постоянно водят по музеям, а я должна работать…пока могу».

Что ж, Лиза, как и все музыканты, действительно была занята с утра до вечера – репетиции, концерты. По дороге в Королевские Ботанические сады Дэвидсон с тревогой думал о дочери, которую в последнее время стали мучить боли в спине – такие, что минутами она не в силах была держать скрипку. Врач не рекомендовал ей работать с инструментом больше часу в день, предрекая в будущем тяжелые осложнения, но Лиза не мыслила себе жизни без концертов, без аудитории слушателей. Упрямая, младший сын характером весь в нее.

– Дедушка, поедем на вагонетке? – спросил Кайл, когда Эндрю сфотографировал для реферата монумент сэра Артура Филлипа.

– До скамьи леди Элизабет, – поддержал брата Эндрю.

Ян забрался в вагонетку с превеликим удовольствием – он привык к долгим пешим прогулкам с внуками, но на этот раз неожиданно ощутил усталость. Они вылезли у вырубленной в скале скамьи, на которой Элизабет, жена пятого губернатора Лахлана Маквори, в начале девятнадцатого века любила сидеть, ожидая своего мужа.

– Двадцать шестого января придем сюда на День Города, – потрогав скамью, сказал Кайл, – а когда будет концерт, мама будет на нем играть.

– Если у нее не заболит спина, она предупреждала, – возразил Эндрю, и Ян расстроился – раз Лиза сама говорит об этом, значит, с позвоночником у нее дела все хуже и хуже.

– Ну что, возвращаемся? – как можно более веселым тоном спросил он. – Перкусим и на Парамату.

– Ага, сейчас, – вытащив свой мобильный, Эндрю сфотографировал скамью леди Элизабет и отделенный от них проливом Деннисон-форт, – на всякий случай, может, пригодится для реферата.

Ян с сомнением покачал головой.

– Смотри, не напортачь – тебе писать о первых поселенцах, а Деннисон-форт построен в середине девятнадцатого века, во время Крымской войны.

– Я знаю, Роджер нам рассказывал, чтобы отразить вторжение русских, – Эндрю сунул телефон в карман, – это я так фотографирую, на всякий случай – может, мне Роджер на лето задаст еще один реферат.

По всему было видно, что учитель истории по имени Роджер приобрел на его внука огромное влияние, поэтому Ян не сумел удержаться от вопроса:

– А Роджер – он молодой или старый?

– Старый, – уверенно ответил Эндрю, – ему, наверное, уже двадцать пять лет. Или даже целых тридцать.

– А мне кажется, ему двадцать восемь, – выпятив нижнюю губу, заявил Кайл, который не мог остаться в стороне от дискуссии.

– Понятно, – со вздохом кивнул их дед, которому перевалило за шестьдесят.

В этот день им положительно везло, потому что, выйдя из кафе на Сёкьюла-кэй, они как раз успели на катер до Параматы. С облегчением вытянув ноги в салоне, Ян устало закрыл глаза.

«Годы сказываются, – думал он, – мне уже не так легко совершать подобные променады, а вот раньше…».

Однако, похоже, мальчики тоже притомились, поскольку не носились по палубе, как обычно, а смирно сидели в салоне, приникнув к окнам и следя за быстро сменявшимся ландшафтом прибрежной полосы.

Пройдя под одноарочным мостом, катер вскоре оставил позади себя высотки Сиднея. На крутых скалистых берегах теснились маленькие коттеджи, хотя еще кое-где выглядывали из-за деревьев многоэтажные здания. Постепенно скалы сменились прибрежным песком, лес стал реже, вдоль пустынного берега тянулись теперь деревянные причалы, мелькали фигурки людей. Достигнув верховьев Параматы, катер вошел в выложенную камнями уютную бухту. Длинное пятиэтажное здание и ступеньки причала вновь напомнили пассажирам о цивилизации.

Ян с удовольствием посидел бы на скамье рядом с молодой женщиной, пытавшейся укачать прыгающего у нее на руках ребенка, но внукам просто необходимо было подтащить его к каменной доске объявлений – там местные жители конца восемнадцатого и начала девятнадцатого веков оставляли друг для друга свои объявления.

– Дед, да ты только посмотри, – Кайл чуть не лопался от смеха, – смотри, что этот написал: «Опасайтесь бродящей по окрестностям дикой собаки, я с трудом унес от нее ноги». А вот это: «Заключен брак Кэтрин Вилмот, заключенной, и Томаса Налфина, матроса». Или вот это: «Продаются буйвол с телегой и корова с теленком». Ой, а вот тут объявления о смерти.

– Жалко этого Роббера Хассала, – вздохнул Эндрю, – смотри, родился в 1799 году, умер в 1825. Наверное, как наш Роджер.

– А Анна Мэш родилась в 1767, умерла в 1823, ей было… сколько же ей было? – Кайл замялся, с надеждой взглянув на брата, но тот не собирался подсказывать.

– Сам считай, – сказал он и прочитал вслух эпитафию Анне Мэш: – «Была приговорена к семи годам за кражу одного бушеля пшеницы и честно проработала кассиром на пассажирской пристани». За какой-то бушель пшеницы семь лет! Может, у нее дети были голодные!

– Пятьдесят шесть лет, – подсчитал, наконец, Кайл, – она была уже совсем старая.