Теория Блума

Ты себя видел, когда пьёшь? («Он мёртв для мира, ибо всё, что от земли, ему не по вкусу», Экхарт)⁴⁶

Несложно догадаться, что рыночная власть столкнулась с вероятностью катастрофы, которую нужно во что бы то ни стало предотвратить. Вероятность эта мало-помалу приближается: что если Блум захочет стать тем, кто он есть, и станет им.

Естественно, как тут не беспокоиться, когда ЛЮДИ знают, что для материализации сущности «человека обречённого, [у которого] нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственного имени» (Нечаев)⁴⁷

, ему достаточно лишь её осознать и о ней заявить. Ежесекундно власть живёт под зловещей угрозой того, что Блумы вернут себе свою блумскую сущность, то есть просто-напросто свою жизнь, осознают негативный характер собственного бытия и позитивный характер собственной пустоты и, следовательно, преодолеют эту пустоту мира. И тогда понятно, какое стратегически важное значение приобретают отчуждение Публичности и контроль за внешними проявлениями, когда речь идёт о необходимости отрезать людям доступ к их сверхиндивидуальной[24] истине, к реальности и к миру. День ото дня обеспечивать работу давно уже не действующих схем и категорий, регулярно навязывать недолговечные и при этом опошленные и совершенно беззубые банальности буржуазной морали, поддерживать, несмотря на вдвойне очевидную фальшь и архаичность, жалкие иллюзии «прогрессивности» – вот лишь часть тех недюжинных усилий, каких требует сохранение раскола между людьми и опосредование всех их взаимоотношений через централизованное единообразие товара и Спектакля. Но это далеко не всё. Вдобавок необходимо сформировать такую Публичность, чтобы Блум постоянно стыдился своей метафизической наготы, чтобы миром правили страх перед возможностью

произвести плохое впечатление – вообще любой страх очень кстати – и боязнь пустоты.

Важнее всего сделать так, чтобы человеческие существа воспринимали самих себя и друг друга как нечто непонятное и ужасающее. Таким образом, в зеркале Спектакля – то есть в зеркале дурной бесконечности – Скудость Блума видится как некая мутная передряга, из которой ему бы лучше поскорее выбраться, тем более, что ему учтиво указали на выход из положения. В таком случае ничто оказывается достаточным для ЛЮДЕЙ, но не просто как ничто, а как нечто, как прирученное ничто, которое теперь можно украсить множеством крошечных присвоенных блёсток. ЛЮДИ вменяют Блуму настолько не свойственные ему мысли, желания и качества, что под конец он становится похожим на немого человека, в чьи уста власть вкладывает нужные ей слова. Короче говоря, ему, как выразился бы Гомбрович, ЛЮДИ делают «рожу». В Спектакле самого же Блума настраивают против Блума, и там он выступает как «остальные», «общество», «толпа» или даже «другой-во-мне». Всё это перетекает в принимающее гипертрофированные масштабы требование «быть самим собой», то есть в навязываемую обществом однозначную принадлежность к одной из нормативных идентичностей в рамках автономной Публичности. А поскольку у власти нет рычагов для применения силы по отношению к существам без идентичности (где нет полномочий, там нет и субъективности, а где нет субъективности, там нет и полномочий), теперь Блума настоятельно призывают «гордиться» то одним, то другим: гомосексуальностью, технической подкованностью, арабским происхождением, чёрным цветом кожи или статусом быдла. Так или иначе, Блум обязан быть кем-то: кем угодно, лишь бы не ничем.

Мене, текел, перес[25]