Юрий Лотман отмечал внешнюю, социокультурную обусловленность биографии как формы чьей-то жизни: «Далеко не каждый реально живущий в данном обществе человек имеет право на биографию. Каждый тип культуры вырабатывает свои модели „людей без биографии“ и „людей с биографией“»[122]
. Биография бывает у индивидов, в чем-то отклоняющихся от традиционной нормы поведения – либо в сторону ее превышения (герой, святой), либо в сторону ее нарушения (юродивый, шут). Чтобы в одну из таких категорий попал и писатель, должен был измениться культурный статус его текстов – они должны были утратить абсолютный авторитет и рассматриваться как продукты свободного творческого выбора:С усложнением семиотической ситуации создатель текста перестает выступать в роли пассивного и лишенного собственного поведения носителя истины, т. е. он обретает в полном смысле слова статус создателя.
Он получает свободу выбора, ему начинает приписываться активная роль. Это, с одной стороны, приводит к тому, что к нему оказываются применимы категории замысла, стратегии его реализации, мотивировки выбора и т. д., т. е. он получает поведение, причем поведение это оценивается как исключительное. С другой стороны, создаваемый им текст уже не может рассматриваться как изначально истинный: возможность ошибки или прямой лжи возникает одновременно со свободой выбора[123].Такой переворот в культуре Лотман датирует эпохой романтизма, когда писательская биография становится не просто распространенным жанром литературы, но и формой реального поведения самих писателей: они «не просто живут, а создают себе биографии»[124]
, и типичным содержанием такой биографии (развернутой во времени, в отличие от маски и условной роли, о которых Лотман писал ранее в работах о поэтике бытового поведения, – см. § 10) является «акт постепенного самовоспитания, направленного на интеллектуальное и духовное просветление»[125].По мысли Лотмана, писательская биография – а стало быть, и писательская личность
в ее современном понимании – возникает благодаря ценностному обособлению литературы как отдельного рода деятельности, не подчиненного другим областям культуры и общественной жизни. Почти одновременно с ним Пьер Бурдье описал это обособление в социоэкономических терминах – как автономизацию литературного поля[126]. Поле, в его понимании, – это специфическое социальное пространство конкуренции и борьбы за власть, обладающее собственной структурой, ресурсами и стратегиями и формирующее своих агентов по собственным законам. В качестве различных социальных полей выделяются, например, политическое, научно-университетское, модное (модные кутюрье), художественное и т. д. – а также и литературное. Последнее сложилось в Западной Европе в ХIХ веке, когда литература достигла экономической независимости; в эту эпоху у литераторов, по крайней мере некоторых, впервые появилась возможность нормально зарабатывать продажей авторских прав, то есть жить на журнально-издательские гонорары, а не на доходы от собственности, служебное жалованье или подарки и пенсии от меценатов. Можно предположить, что сегодня благодаря этой автономизации поля именно писатель, а не отдельный текст и не безличный жанр, воспринимается массовым сознанием как базовая единица литературы. Если спросить современного человека, что ему нравится или не нравится в художественной словесности, он скорее всего станет вспоминать те или иные писательские имена: литература состоит из писателей.Материальная автономия позволяет литературному полю вырабатывать собственный символический капитал
– профессиональный кредит, уважение, репутацию в писательской среде. Такой капитал можно конвертировать в капитал материальный, имеющий хождение и за рамками поля. Этим определяются типичные для данного поля «логики практики»[127], в свою очередь оформляемые в виде писательской биографии; литератор может, например, неспешно стяжать себе уважение в профессиональном кругу, а затем обменивать его на тиражи, премии, почетные и высокооплачиваемые должности. Таким образом, автономное поле – это не пустое пространство, а структура, механизм образования и конвертации капиталов.