Теория литературы. Проблемы и результаты

Соотношение двух ситуаций и функций слова можно определить через оппозицию жизни и культуры. Жизнь, о которой толкует Бахтин («событие жизни текста»), представляет собой непрерывный обменный процесс, а культура – накопительная деятельность, которая вырабатывает разрывы и дистанции. Жизнь слова – цепь подвижных, сменяющих друг друга в диалоге высказываний, а культура включает в себя перманентность текстов-памятников. Немецкий филолог Ян Ассман, изучая механизмы культурной памяти, особо выделяет среди них учреждение канона: культура подводит черту под списком священных или классических текстов (которые именно этим актом и делаются собственно

текстами), запрещает их варьировать и исправлять и резко отделяет их от дальнейших высказываний на те же темы, которые отныне будут лишь комментариями к канону[177]. Рассматривая статичные словесные продукты, можно считать, что в каждом высказывании содержится некий текст (а также прагматические рамки, в которых он был произнесен / написан); если же исходить из динамического процесса действий, осуществляемых со словом, то в этом процессе жизнь производит высказывания, а культура извлекает из них тексты, создает тексты путем отбора и институционализации, назначает

их. Мы уже видели, что квалификация текста как литературного определяется переменчивыми культурными конвенциями; но и сам статус словесного выражения как текста не является его естественным, изначально данным состоянием, а тоже формируется культурой. Текст – понятие ценностное, а не дескриптивное.

Об этом прагматическом механизме культуры писал в ряде своих работ Юрий Лотман. Он исходит из сформулированного им общего принципа, который уже упоминался выше, в § 9: культуре свойственно моделировать свое иное – соответствующую ей не-культуру. В своем собственном представлении она никогда не равна самой себе, всегда выделяет в себе «настоящую» и «ненастоящую» культуру. То, что считают культурой данного общества сами его члены, не совпадает с тем, что считают ею внешние наблюдатели.

В частности, с точки зрения культуры не всякое сообщение есть текст, многие сообщения расцениваются как бросовые и исключаются из корпуса «культуры». Мотивы такой квалификации и дисквалификации исторически изменчивы, это решение не вытекает из универсальных критериев, не для всех равно приемлемо. Культура предписывает некоторым текстам быть таковыми; качество «быть текстом» является привилегией, правом на сохранение, тиражирование, преподавание. Текст связан с понятием письменности, которая в древних культурах служила для фиксации не любых, а прежде всего важных, ценных сообщений. Именно потому, что тексты как категория ценностно отделены от не-текстов, для каждого индивидуального текста тоже важна его отдельность, изолированность в массиве культуры.

Подробнее. В монографии «Структура художественного текста» (1970) Лотман так определяет основные признаки текста (не обязательно литературного)[178]:

1) выраженность

: текст зафиксирован во внешних знаках. Это может показаться самоочевидным, но на самом деле важно, ибо текст не абстрактная структура (она в нем содержится, но не исчерпывает его), а ее конкретизация, включающая не только системные, но и внесистемные элементы. В соссюровских терминах, текст есть факт речи, а не языка; он единичен как уникальная реализация общих структур, соединенных именно с такими, а не иными несистемными элементами, которые заполняют пробелы в абстрактной структуре языка;

2) отграниченность: текст отделен от других текстов; он всегда является представителем некоторого жанра (в терминах В. Изера, кроме внутренних частных смыслов у него есть некоторая завершающая, иллокутивная функция: «быть романом», «быть молитвой»); тем самым он отделяется от массы сообщений, принадлежащих к другим жанрам. В тексте обычно имеются элементы, подчеркивающие его отдельность, а поскольку вербальный текст имеет линейную структуру, то среди этих элементов особо значимы начало и конец – первые и последние слова текста, тогда как в обычной речи такие «ударные» эффекты либо вовсе отсутствуют, либо рассеяны в произвольных местах. В тексте еще и много внутренних границ – между частями, главами, строфами, стихотворными строчками, – которые его ритмизуют, делят на эквивалентные сегменты; эти границы ощутимы для читателя, а потому автор текста может их обыгрывать, напоказ нарушать, то есть текст в какой-то момент может не считаться с собственными границами. В стихах для этого служит перенос (enjambement), в повествовании – прерывание главы на полуслове, в самый интересный момент, или вообще оборванность концовки, как в «Сентиментальном путешествии» Стерна или «Евгении Онегине» Пушкина; отсюда соблазн дописывания такого текста другими авторами;