Теория литературы. Проблемы и результаты

Фрай стремится сочетать таксономический и герменевтический принцип в теории жанров. Вслед за Аристотелем он классифицирует литературные произведения по независимым, не соподчиненным между собой параметрам, без иерархического членения на роды и жанры. Вслед за теоретиками эпохи романтизма он приписывает каждому элементу своей системы обобщенно-символический смысл, а вместе с тем стремится учитывать множество жанров новоевропейской литературы. Тематическая сетка модусов, архетипов и мифов накладывается на формальную сетку жанровых категорий; при этом традиционно родственные жанровые понятия получают одни формальное определение (драма), другие тематическое (трагедия). Это неизбежно делает систему менее строгой, ее критерии различения с трудом сводятся к общим принципам, и их релевантность не всегда ясна; по шутливой оценке Цветана Тодорова, система Фрая напоминает «долиннеевские классификации живых существ, в которых без всяких колебаний выделялся класс всех царапающихся животных…»[214]

Еще более существенно другое обстоятельство: эта система жанров не основана на общем понятии литературы, ее критерии берутся из нелитературных областей. Нортроп Фрай не задается проблемой литературности – как уже сказано выше (§ 8), литература для него есть нечто самоочевидное, трудности вызывает лишь ее внутреннее деление. Между тем, по мысли Ж.-М. Шеффера, проблема литературных жанров как раз зависит от определения литературы, от ее специфики по сравнению с повседневной речью, и именно оттого эта проблема остро стоит в словесности, в противоположность другим видам искусства, которые очевидно отличаются от нехудожественной деятельности:

…вопрос «что такое литературный жанр?» ‹…› считают тождественным вопросу «что такое литература?» (или, до конца XVIII века, поэзия). В других же искусствах, например в музыке или живописи, проблема статуса жанров в общем и целом нейтральна по отношению к вопросу о природе этих искусств. Дело в том, что в этих искусствах нет необходимости проводить различие между художественной и нехудожественной деятельностью – по той простой причине, что это художественные виды деятельности по самой своей сути[215]

.

В терминах Женетта, на которого опирается здесь Шеффер, литературу, в отличие от живописи или музыки, приходится определять как архитекст, ее внешние границы (литературность) продолжаются границами внутренними (жанровыми). Но если составными частями этого архитекста считать формы открытого дискурса, а не завершенного текста, то их система окажется не только выходящей за рамки определенного текста (это от нее и требуется), но и лишенной собственно художественной специфики. В конечном итоге придется признать, что литературы вообще нет, а есть только множество дискурсов, некоторые проявления, некоторые продукты которых по тем или иным причинам признаются литературными. Именно такой скептический вывод делал Тодоров (см. § 8):

…встав на структурную точку зрения, можно утверждать, что каждый тип дискурса, определяемый обычно как литературный, имеет нелитературных «родственников», более близких ему, чем какой-либо иной тип «литературного дискурса». Так, некоторые типы лирических стихотворений и молитва подчиняются большему количеству общих для них правил, чем то же стихотворение и исторический роман типа «Войны и мира». Таким образом, оппозиция между литературой и нелитературой уступает место типологии дискурсов[216].