Теория литературы. Проблемы и результаты

Единство стихового ряда, то есть стихотворной строки, – это ее отграниченность от других строк, заставляющая переживать ее как целостность. А теснота этого ряда означает активизацию не только главных, но и побочных значений слов, реализацию заключенных в них стертых метафор; в словах поэтического текста «появляются колеблющиеся признаки значения»[246], разбивка текста на стихи позволяет акцентировать в них некоторые слова (особенно последние, нередко подчеркиваемые еще и рифмой), придает им большую значительность и смысловое богатство, чем они имели бы в общеязыковой синтаксической структуре. В предельном случае даже совсем лишенные смысла элементы приобретают зыбкий смысловой ореол – именно потому, что помещены в «тесный» стиховой ряд. Заумные (специально вымышленные), непрозрачные иноязычные слова, имена собственные, в принципе не имеющие понятийного значения, оказываются привилегированным материалом для поэтической речи: в силу своей непонятности и непонятийности они оставляют тем большую свободу для комбинирования и для создания импровизированных, окказиональных смыслов. Тынянов, как и его товарищи по формальной школе, охотно приводит примеры заумных или псевдозаумных стихов; таков «пересчет имен» в стихах пушкинской эпохи:

Бюффон, Руссо, Мабли, Корнелий,Весь Шакеспир, весь Поп и Гюм,

Журналы Аддисона, СтиляИ все Дидота, Баскервиля(Дмитриев, «Путешествие NN в Париж»).Прочел он Гиббона, Руссо,

Манзони, Гердера, Шамфора,Madame de Staël, Биша, Тиссо…(Пушкин, «Евгений Онегин», глава VIII).

Не обязательно точно вспоминать, какие именно произведения выпускал каждый из этих авторов и издателей и какой конкретно смысл они несут в данном перечислении; их нагнетанием создается особая «лексическая тональность произведения»[247].

§ 23. Семантика стиха

Поэтическая семантика, в трактовке Тынянова, остается неопределенной, ощущается читателем, но не поддается точной дешифровке. Формалистический анализ позволяет отмечать смысловые эффекты, но не дает инструментов для их систематического описания. За это Тынянова критиковал его современник Борис Ярхо: «когда Ю. Тынянов утверждает, что метрическое положение слова придает ему новое семантическое содержание, Ярхо скептически просит точно сформулировать: какое именно?»[248]

Исследование семантических структур стиха стало задачей позднейшей структуральной поэтики. Юрий Лотман вслед за Тыняновым подчеркивал динамический характер отношений между формой и смыслом: в поэзии работают как произносительные, так и смысловые факторы, но их соотношение представляет собой не устойчивое подчинение или мирное сосуществование, а противоборство и деформацию, динамическую форму

. Значение слов в стихах деформируется под давлением их произносительной (а иногда и начертательной) формы, слова вступают в отношения несинонимической эквивалентности. В книге «Анализ поэтического текста»[249], содержащей разборы фонетических, семантических и грамматических микроструктур в стихотворениях, Лотман развивает метод «грамматики поэзии», разработанный Романом Якобсоном[250]: при анализе поэтического текста эффективным бывает подсчет распределения грамматических форм, которые неупорядоченно употребляются в прозе, но в поэзии вступают в корреляции, неосознанно для читателя воздействующие на смысл текста. Таков характерный эффект «тесноты стихового ряда»: в стихе семантизируются, получают самостоятельный смысл даже служебные элементы языка, в обычной речи служащие лишь для поддержки грамматических структур.

Однако теснота стихового ряда может иметь и противоположный результат: активизация неявных и побочных смыслов ведет не к усилению связей между словами, а, напротив, к освобождению слов от связей друг с другом. Ослабляя общеязыковые смыслы ради смыслов окказиональных, поэзия переориентируется с реляционного аспекта языка на его референциальный и исторический аспект. Основные, общеязыковые значения слов образуют структуру языка, они определяются в рамках этой структуры; напротив того, окказиональные ассоциации внеструктурны, и это делает их неисчерпаемо множественными, подобно тому как неисчерпаемо множественны реальные вещи (точнее, наши переживания вещей) и исторические прецеденты словоупотребления. Современная поэзия, начиная с символизма, сознательно стремится к такому эффекту: