Теория литературы. Проблемы и результаты

Эти литературно-игровые опыты свидетельствуют, однако, о серьезной проблеме: при переносе семиотического понятия стиля, опирающегося на идею коннотации, в исследование художественной литературы это понятие делается шатким и едва ли не излишним. Если в практической, нехудожественной речи обычно имеется существенное денотативное сообщение, как минимум не уступающее по значимости коннотативному, то в художественном тексте денотативное сообщение может быть ничтожным, пустым, избыточным в силу многократного повторения (как в упомянутых выше стилистических вариациях), и весь смысл текста сосредоточивается в коннотативном сообщении. Но тогда это последнее перестает быть собственно коннотативным, то есть дополнительным; теперь это и есть основное значение, то есть оппозиция денотация / коннотация фактически перестает работать. Одновременно отменяется и другая оппозиция – стиля и темы (или «сюжета»): поскольку стиль значим и опознаваем, то он может вобрать в себя все смысловое содержание текста или, во всяком случае, стать его доминантным фактором, оттеснив на второй план то, «о чем» в нем говорится. Так действительно часто происходит в литературе, и не только в ее особых экспериментальных образцах: мы читаем многие тексты «ради их стиля», стиль является их специфическим сообщением, а тем самым утрачивает свою коллективную природу и предстает как индивидуальный стиль-идиолект.

Проблему идиолекта приходится исследовать не столько объективно-лингвистическим, сколько герменевтическим методом, пытаясь через углубленное описание стиля постичь мировоззрение писателя. Оно выражается не прямыми заявлениями, а содержательно нагруженными языковыми эффектами. В отличие от сверхиндивидуальных и легко опознаваемых черт коллективного стиля, эти эффекты обычно скрыты, рассеяны в тексте и отчетливо идентифицируются лишь внимательным аналитиком.

Классиком такой герменевтики стиля был австрийский (в дальнейшем работавший в США) филолог Лео Шпитцер. Принимая гумбольдтовское представление о языке как «внешней кристаллизации внутренней формы»[279]

(см. § 26) и метод герменевтического круга (см. § 4), он в то же время стремился дать «более научно строгое определение индивидуального стиля – определение лингвиста, которое бы заменило случайные и импрессионистические замечания литературных критиков»[280]. Регистрируя языковые аномалии, характерные для стиля того или иного писателя, Шпитцер выводит из них определенное отношение автора к описываемому им миру; так, необычно частые каузальные союзы у французского прозаика начала XX века Шарля-Луи Филиппа свидетельствуют о его неявном сообщничестве с изображаемой им средой, чьи причинные объяснения событий он косвенно разделяет; а массированное применение причудливых неологизмов в прозе Рабле или Селина сигнализирует об особом состоянии культуры в эпохи преобразования французского языка, которое стимулирует словотворчество в литературе. Таким образом, индивидуальный стиль содержателен, как и стиль групповой: он может выражать эстетические отношения автора к его героям, а иногда и общие исторические перемены в культуре: «стилистическое отклонение индивида от общей нормы должно знаменовать исторический шаг в развитии письма, через него должна открываться перемена в душе эпохи»

[281]. Прослеживая распределение мелких, нередко служебных элементов языка (тех же каузальных союзов), Шпитцер развивает в отношении прозы тот же метод, что разрабатывался другим европейским эмигрантом в Америке – Романом Якобсоном под названием «грамматики поэзии» (см. § 23); и, как и Якобсон, он не предполагает, что эти незаметные закономерности стиля опознаются писателем. Соответственно и содержащиеся в них симптомы глубинной психологии нередко не сознаются даже самим автором, так что изучение стиля, предлагаемое Шпитцером, идет по пути «творческого сближения феноменологии и психоанализа»[282]

. Определяемый через коннотацию, литературный стиль индивидуализируется, теряет непосредственную опознаваемость, из знака превращается в симптом.

Чтобы все же сохранить идею коллективного стиля, теория вынуждена вновь пересматривать его определение и искать для него иное логическое основание, нежели коннотацию. Так поступает Жерар Женетт в книге «Вымысел и слог» (1991). Вместо коннотации он использует для определения стиля более общее понятие экземплификации, взятое из философской книги Нельсона Гудмена «Способы создания миров» (1978).