Теория литературы. Проблемы и результаты

Внутренняя форма, объясняет Потебня, – это образ, например метафора, заложенная в этимологическом значении слова и забываемая при его обычном, нехудожественном употреблении. Поэтический эффект основан на «восстановлении для сознания внутренней формы»[294], на оживлении стертого образа. Потебнианская оппозиция содержания и внутренней формы походит на оппозицию денотации / коннотации, но если коннотативное сообщение присовокупляется извне к сообщению денотативному, то внутренняя форма, как ясно по ее названию, извлекается

изнутри слова, из его этимологических недр. В принципе ее актуализация может случиться и в повседневно-практической речевой практике; такие факты, когда смысл фразы смещается, даже искажается непредвиденным оживлением этимологических смыслов слова, изучал позднее Бенджамин Ли Уорф[295]

. Но для Потебни важна ее поэтическая, художественная функция, позволяющая различать два состояния языка: повседневный, не-образный язык, где внутренние формы проходят незамеченными, и язык поэтический, ценностное отличие которого определяется дополнительными эффектами внутренней формы. Потебня говорил не о «стиле», а о «поэтическом языке», но его теория фактически описывает стиль в его монистическом понимании – маркированный, специально обработанный язык, противопоставленный нейтральному.

Русские формалисты переняли и серьезно трансформировали потебнианскую концепцию поэтического языка. В одной из первых статей Виктора Шкловского содержалась критика Потебни:

Язык поэтический отличается от языка прозаического ощутимостью своего построения. Ощущаться может или акустическая, или произносительная, или же семасиологическая сторона слова. Иногда же ощутимо не строение, а построение слов, расположение их. Одним из средств создать ощутимое, переживаемое в самой своей ткани построение является поэтический образ, но только одним из средств[296].

Актуализация «строения» слова, того, что в нем содержалось раньше, – не единственное средство остранить

его, сделать его ощутимым, стилистически окрашенным. Эффект деавтоматизации может исходить изнутри слова, из его внутренней формы, но может образовываться и снаружи, благодаря форме внешней – нестандартному употреблению, отклонению от языкового узуса, то есть фигуративностью в широком смысле. Шкловский не пользуется здесь понятием «стиль», но это понятие встречается в других его работах и обозначает именно остраненно-обработанный язык. В своей критике Потебни он решает ту же задачу, которую спустя несколько десятилетий будет решать, в иной концептуальной перспективе, Жерар Женетт: не сводить понятие стиля к чисто смысловым эффектам, включать в него и другие, несемантические факторы; у Шкловского для этого служит психоэнергетический фактор ощутимости, у Женетта – логическая функция экземплификации.

Ощутимость стиля является его определяющим критерием и в «структурной стилистике» Майкла Риффатера, которую он строил в полемике с французским структурализмом (называя его «французским формализмом», в противоположность формализму русскому). Структурализм изучает не только явные, но и латентные – незаметные читателю, нередко даже автору – структуры, а Риффатер бракует последние как нерелевантные:

…никакой элемент текста не может актуализировать структуру, если он не является предметом выборки, навязывающей его читательскому восприятию. Иными словами, никакая языковая единица не может обладать структурной функцией, если она не является также стилистической единицей[297].