Когда перед тобой поставлена задача, чувствуешь себя лучше. Как только мы заканчиваем разговор, я открываю приложение. Сидя в своей постели, смотрю, что происходило перед входной дверью за пять минут до того, как включилась сирена. Система Арилля придает уверенности в своих силах. Я уже не беззащитная клуша, зависимая от усилий полиции, не проявляющей особой заботы о моем благополучии; теперь наконец я и сама могу контролировать ситуацию. Тычу в значок «воспроизведение», вижу на экране темное изображение места, где еще ничего не произошло, и чувствую определенное удовлетворение при мысли о том, что шпионю за шпионом.
Всю первую минуту я просто пялюсь в пустой экран. Потом совершенно неожиданно вспыхивает свет. Я вижу крыльцо, а на нем — одетую в черное фигуру с тянущейся к двери рукой. На свету фигура замирает и пару секунд стоит не шевелясь. Потом скрывается из зоны действия камеры. Несколько минут не происходит ничего. Текст внизу экрана гласит, что в 4.33 произошло автоматическое включение света. Через две минуты свет выключается. Я жду. Проходит еще минуты две. Снова включается свет; какой-то предмет пересекает экран с такой скоростью, что я едва успеваю заметить его, пропадает, а внизу картинки высвечиваются слова ТРЕВОГА! — то же предупреждение, что и на телефоне до того. Я всматриваюсь в изображение еще две минуты, пока оно не гаснет. Больше ничего не происходит. Ушел ли шпион или попробовал влезть в дом в другом месте, непонятно, но раз сирена больше не включалась, проникнуть внутрь ему не удалось. Я переключаюсь на запись с лестничной клетки. Там пусто.
Минуты идут; ничего. Я уже не испытываю такого испуга, как сразу по пробуждении; я чувствую себя в безопасности с телефоном в руке в своем укрепленном убежище — в спальне. Разумеется, на тумбочке Сигурда у меня лежит кухонный нож — на всякий случай, — но теперь, кажется, он вряд ли мне понадобится. Одна толщина цепочки на двери внушает уверенность в моей неуязвимости. Я обеспечила себе надежную защиту.
Прокручиваю запись снова. Теперь видно, что темный экран не совсем темен: благодаря далекому уличному фонарю очертания одетой в черное фигуры можно разглядеть еще до того, как вспыхивает свет. Потом экран заливает светом, и черная фигура, до этого двигавшаяся и, как я уже говорила, тянувшая руку вперед, останавливается, а потом скрывается в тень. Быстро. Пятясь. Словно обжегшись. Я прокручиваю запись еще раз. Эпизод короткий, всего шесть секунд. Я смотрю его снова и снова.
Черная фигура не выглядит особо пугающей. Во-первых, этот человек сам безумно перепугался, когда включился свет. В нем проступает что-то жалкое. От убийцы-психопата я этого не ожидала. Во-вторых, фигура тоньше, чем я думала, более гибкая. Чем внимательнее я всматриваюсь в кадры, тем отчетливее вижу это. Мой шпион или совсем молоденький парнишка, или, может быть, женщина. Лица не разглядеть: на него опущен капюшон, а как только включается свет, фигура опускает голову. Хитро: так камера не запечатлеет черты лица. Но отступать с опущенной головой еще и трусливо.
С каждым просмотром я чувствую себя все увереннее. Так вот кто нагнал на меня страху после исчезновения Сигурда… До такой паранойи, что я уж опасалась за свой рассудок, меня довел этот щуплый пугливый человечек. Это существо, замирающее в ужасе, если его — или ее? — осветить. Со склоненной головой, словно побитая собака, пятящееся вон из освещенного круга. А теперь я за ним слежу. Я его спугнула. Поймала на камеру.
Поначалу меня разбирает смех. Я останавливаю кадр в тот момент, когда черная фигура делает первый шаг от двери назад. И тут меня охватывает гнев, сдавливающий горло. Руки и ноги наливаются энергией, рвутся в бой. Я дышу тяжело и резко. Хватаю с тумбочки Сигурда кухонный нож, вскакиваю с постели, отключаю сигнализацию, отпираю дверь спальни.
В доме темно и тихо. Я быстро спускаюсь с ножом в руке. Убедившись, что на кухне и в гостиной всё по-прежнему, смелею и следующий пролет преодолеваю во весь опор, с топотом. Раззадорившись, забываю об отстающих планках — и с размаху жахаюсь пальцами левой ноги об одну из них.
Матовое стекло, вставленное Сигурдом во входной двери, разбито. Сквозь зияющую в нем круглую дыру видны деревья по сторонам дороги. В комнату задувает прохладный ночной воздух. Среди осколков на полу валяется какой-то предмет. Я подхожу. Опускаюсь на корточки. Поднимаю его. Раскрываю ладонь.
Стеклянный поплавок. К нему прицеплены ключ и клочок бумаги. Ключ блестит. На бумаге характерным наклонным почерком Маргрете подписано:
Я жду Кристоффера, сидя у кухонного стола. Слышу, как он паркует машину, отпирает замок, как ходит внизу, открывая двери, как поднимается по лестнице. Увидев меня, вздрагивает.
— Привет, — говорю я.
— Привет. Что-то случилось?
— Нет.
— А я видел внизу кровь…
— А, — говорю я, взглянув на ногу, — это я. За планку запнулась. Ничего страшного.
Кристоффер медленно кивает.
— Вы же собирались ждать меня в своей комнате?
— В дом что-то забросили. Надо было посмотреть что.