Терапевт

По этой дороге Сигурд проехал ровно неделю назад. Понять не могу, как это я раньше не догадалась съездить туда. Представляю себя Сигурдом. И в то же время совершенно не чувствую опасности. Ощущаю только, что приближаюсь к нему. Как бы начинаю понемногу понимать его.

* * *

Немного не доехав до гостинички в Клейвстюа, я паркуюсь на обочине, надеваю рюкзак и сворачиваю в лес. Тут недалеко — четверть часа, ну двадцать минут, если идти не торопясь. Вначале тропинка вьется вверх. Кое-где она заросла травой, время от времени посреди нее попадаются камни — приходится обходить их по зарослям, до сих пор тонущим в снегу; стаял он только на тропинке. Несколько раз я проваливаюсь в рыхлые сугробы. Дыхание немного сбивается.

Давно я здесь не была. Да и приезжала-то всего раза три-четыре. Мне на этой даче без водопровода, где в туалет нужно бежать по холоду на двор, не особенно нравилось. Проходит с четверть часа, и меня начинают одолевать сомнения — я правильно иду? Вижу груду камней у дорожки и не могу вспомнить, была она тут или нет. Вроде и лес был пореже… а тут, кажется, мы переходили болотце? Распиравшей меня в машине самоуверенности как не бывало. Меня бросает в пот. Не так я это себе представляла; думала, все пойдет иначе… Мне виделось, как я играючи миную лес, как откроется залитая солнцем дача, и не успею я толкнуть дверь, как на меня снизойдет озарение. Гюндерсен никогда не разрешил бы мне поехать, потому я ему и не позвонила; но теперь я жалею, что не предупредила его о своем намерении. Я уже подумываю включить телефон и сделать этот звонок. Заодно уж и влезть в GPS. Но тут на вершине склона вижу дачу — от меня ее скрывали высокие елки. Дорогу я запомнила правильно.

Леса в Крукскуге густые, но сама дача стоит на опушке, на небольшом возвышении, так что с веранды открывается неплохой вид; можно даже разглядеть Тюри-фьорд. Отец Сигурда, принципиальный любитель природы и обладатель мягкой улыбки, приобрел этот маленький спартанский домик задолго до рождения Сигурда. Солнечную панель, вырабатывающую электричество, установили уже после его смерти. Домик покрыт коричневой пропиткой, в нем оконца в мелкий переплет, как на дачах по всей стране. Поднявшись на крыльцо, я некоторое время стою, облокотившись о перила, и перевожу дух.

Здесь так тихо… Дача стоит на отшибе, вокруг одни деревья; кое-где сквозь листву проблескивает фьорд. Здесь не слышен ни шум с дороги, ни щебет птиц. Если б не легкий ветерок, время от времени шелестящий кустами, не было слышно бы ни звука. Вокруг дачи темной стеной сомкнулся еловый лес; мне он всегда был не по нутру. Но вот когда я тут стою и вижу Тюри-фьорд, проглядывающий между деревьев, то должна признаться: тут красиво. Надеюсь, Сигурд чувствовал то же самое, думаю я; надеюсь, что в свой последний час он видел эту красоту.

Я роюсь в рюкзаке, достаю поплавок. Он приятной тяжестью лежит на ладони; ключ — всего лишь довесок к стеклянному шару. Вглядываясь в него, я пытаюсь вернуть себе спокойствие, испытанное с утра, но тщетно; меня терзает тревога, в груди поселилась лесная тьма. Ключ без сопротивления проскальзывает в замок. Тяжелая дверь легко распахивается на добротных, хорошо смазанных петлях.

В доме тоже тишина. Стулья в гостиной сгрудились напротив дивана, словно собрались на совет. Вдоль стены напротив входа оборудована кухонька. Сверху стоят тарелка и пустой стакан. Один стул выдвинут из-под кухонного стола, словно сидевший там просто ненадолго вышел. И не подумаешь, что здесь потолкались с полдюжины полицейских в тяжелых сапогах. Видимо, уходя, они не поленились расставить всё по местам. Я так и стою у входной двери, не двигаясь. Потом беру себя в руки.

Воздух тут не такой спертый, как можно было ожидать. Я оставляю рюкзак возле двери и двигаюсь к кухонному уголку. Дощатый пол скрипит под ногами; его давно не перекладывали. Подхожу к кухонному стулу, тому, что выдвинут. Это здесь Сигурд сидел тем утром? Или на стуле сидел полицейский, забывший придвинуть его к столу, когда уезжал?

Из кухни тесная кишка коридора ведет к двум спальням, родительской и сыновней. Я открываю дверь в комнату Маргрете и вхожу. Там стоят неудобная двуспальная кровать из сосны, застеленная лоскутным одеялом, и сосновый шкаф. К стенам прикручены маленькие железные бра с колпачками в мелкую клетку. Я провожу пальцами по покрывалу. На постели никаких вмятин: непохоже, чтобы кто-нибудь посидел на кровати. Дверь в спальню сыновей заперта. Я дергаю, но она не поддается. Странно. Я и не знала, что она запирается… Никогда не видела в ней ключ; но замочная скважина имеется, значит, должен быть и ключ. Я пробую подергать дверь еще пару раз.

Зачем бы ее запирать? Это Сигурд ее запер? Или полицейские?

Возвращаюсь в столовую. Что-то здесь такое витает, но что — не пойму. Какая-то мелочь, которая ускользает от моего взгляда. Я озираюсь вокруг. Провожу пальцами по каминной полке. Ни пылинки.