Всего у нас с ней было сеансов восемь. Она приходит раз в неделю, никогда не отменяет встречи. Необходимость терапевтической помощи обосновывала тем, что не может найти смысл в жизни, — ну и сложными отношениями. С женатым любовником старше ее… Так это был Сигурд?
Сигурд изменял мне? Что Вера светленькая и молодая, конечно же, не прошло мимо моего внимания. И она обратилась за помощью к жене из-за проблем с мужем этой жены?… Я встаю, хожу взад-вперед по комнате. Не хочу даже думать об этом, но не думать не могу.
Вот они знакомятся в баре. Собственно, Вера еще малолетка для этого, но ее пустили, не спросив документы. Она в приподнятом настроении, опьянена собственной дерзостью; усаживается за стойку и оглядывает зал. А там Сигурд с приятелем. Зашли убить время. Приятель — Ян-Эрик, наверное… дa, точно Ян-Эрик — уже собирается домой, а Сигурд говорит: да ладно, посиди, возьмем еще пивка… Ему не хочется домой, к вечному ремонту и другим делам, не хочется домой ко мне. И он идет к стойке за последней порцией пива — а там она…
Наверняка это он завязывает разговор. Может быть, комментирует обстановку в зале: видишь, как тут темно? А вот если снести целиком вон ту стену и вставить большие окна, сразу стало бы намного светлее. Что-нибудь в этом стиле. Вера кивает, словно Сигурд выдал какую-то невероятно мудрую мысль. Соглашается с ним. Наверное, он хорошо разбирается в таких вещах? Ну да, говорит Сигурд, я ведь архитектор. Нарочито скромно улыбается; он ведь всего только жалкий рабочий муравей в маленьком бюро, но у него есть свое твердое мнение о направлении, в котором развивается норвежская архитектура. Сигурд делится своими представлениями о вкладе, который стоило бы привнести в это развитие. Не проходит и пары минут, а он уже живописует, каким образом можно организовать пространство для лучшего взаимодействия между использующими его людьми. Подходит Ян-Эрик; мне пора отчаливать, говорит он. Сигурд кивает. Ян-Эрик уходит, а Сигурд остается с Верой. Он вещает. Вера внимает. Она что, умеет слушать лучше меня? Впитывает его слова с искренним энтузиазмом, тогда как я давно уже только делаю вид? Расспрашивает о подробностях, тогда как я жду не дождусь, когда же он выговорится? Он ведь делает выводы из того, как она кивает, приоткрыв рот и не сводя с него глаз, словно боясь упустить оброненное им слово. Значит, она заслушалась его рассказами? Он находит ее очень умной. Исключительно потому, что она прислушивается к нему. Может, он ей так прямо и говорит: ну ты и умница. Должно быть, особенно это пришлось Вере по вкусу. Она одаривает его сияющей улыбкой: да, спасибо, вообще-то и вправду умница…
Я не слишком вредничаю? Не слишком карикатурно рисую их — самовлюбленного мужчину, наивную девушку, стереотипное знакомство? Может быть, всё было совсем по-другому. Может быть, родители Веры — друзья Маргрете. Может быть, они встретились на Ханкё, где она снимает домик на лето, в тот единственный уикенд, когда он поехал туда один…
Да какая разница, как они познакомились. Все сценарии, которые я себе рисую, — всего лишь прелюдия к единственно важному продолжению. Они снимают номер в гостинице возле бара. Открывают дверь пристройки на Ханкё. Поднимаются в нашу спальню в доме на Конгле-вейен или проходят последний участок пути к даче в Крукскуге, не в силах разомкнуть объятия, а потом набрасываются наконец друг на друга, срывают друг с друга одежду… Я вся горю, представляя себе это; меня бросает в такой жар, что приходится прибавить темп и в два шага преодолевать расстояние от одной стены до другой в этой тесной комнате, чтобы избавиться от ненужного прилива судорожной энергии. Почему она, Сигурд, почему? Как ты мог так поступить?
Как он умудрялся скрывать это от меня? Вечер за вечером встречаться с другой, а мне — всё Аткинсон да Аткинсон? Да, знаю, я и сама не без греха; я не забыла о той злосчастной ночи в Бергене. Но, Сигурд, ведь это случилось только единожды, и я за это заплатила… Без сил опускаюсь на диван, ложусь на спину, закрываю глаза. Хочу, но не могу заснуть: слишком светло, диван жесткий, живот болит. Я корчусь, пытаясь принять позу поудобнее. Сигурд, Сигурд, что ты наделал?
Часов около девяти хмурую женщину сменяет молодой мужчина. Он не заглядывает ко мне, но я вижу его, когда иду набрать воды из диспенсера в приемной, где он сидит. Мужчина читает; едва взглядывает на меня, когда я выхожу из своей комнаты. Не говорит ничего, никоим образом не дает мне понять, долго ли мне еще ждать, придут ли за мной. Не отрывает глаз от книги, но когда я открываю дверь в комнату, где меня оставили ждать, и оборачиваюсь, то встречаюсь с ним взглядом.