Тьма после рассвета

— Э, нет, гражданин начальник, так не пойдет. Никакого красного «Москвича» не знаю, никто никому ничего не заказывал. Девчонка сама пришла. А Хвощ решил попользоваться.

«Значит, тех двоих, кто увез детей, он сдавать не собирается, — подумал Гордеев. — Ладно, с этим разберемся позже. Сейчас самое главное — выяснить, куда делась Алла Муляр».

— Хорошо, договорились. Хвощ решил попользоваться. Что было дальше?

Квасков помолчал, потом вздохнул.

— Как на духу, гражданин начальник: я думал, что смогу это вынести. Хвоща потащило по-серьезному, он разум начал терять. И я подумал, что пусть уж он с девчонкой побалуется, только бы глупостей не наделал, а то ведь спалит нас в три секунды. Сбежит в поселок, доедет до Москвы и там пустится в загул, а у него язык хуже помела, вообще во рту не держится. Если честно, я сто раз уже пожалел, что взял его на дело.

— Понимаю. Я бы тоже озверел, если б мне такой напарник попался. Значит, Хвощев собрался использовать ситуацию и изнасиловать девочку, так?

— Ну… зачем прямо сразу «изнасиловать»? Он хотел по-хорошему. Надеялся ее уговорить.

— В смысле — соблазнить?

— Можно и так сказать. В общем, чтобы по согласию. Водку ей наливал, конфетами угощал.

— А она что?

— Да что? — В голосе Кваскова зазвучало бешенство. — Ничего! Испугалась, плакала. Водку не пила, к конфетам не притронулась. И я понял, что Хвощ уже на все готов. Нет согласия — силой возьмет. А уж когда она зарыдала и сказала, сколько ей лет, я понял, что нужно что-то делать, чтобы до греха не дошло. Бабы — это одна песня, а девочки-малолетки — и песня другая, и статья, и вообще западло.

— Значит, все-таки сказала, что ей двенадцать лет? — уточнил Гордеев.

— Сказала.

— А ты говорил, что не знал…

— Мало ли чего я говорил! Короче, гражданин начальник, я понял, что из ситуации нужно выруливать, но так, чтобы Хвощ окончательно не пошел вразнос. Вот верите: ужом крутился, чтобы его отвлечь и напоить покрепче. Уговаривал, мол, подожди, пусть девчонка обвыкнется, успокоится, а там дело легче пойдет. Верите?

— Верю, — кивнул Гордеев, хотя не верил почти ни одному слову. — Как дальше было?

— В общем, я улучил удобный момент и шепнул ей, чтобы она валила оттуда, из сарая, пока Хвощ не видит. Она и убежала. А куда после этого подалась — не знаю.

В принципе, ничего невероятного в рассказе Кваскова не было, все последовательно, стройно. Но пуговица на поясе серой плиссированной юбочки отсутствует, а петля на поясе надорвана. Похоже, юбку с девочки срывали силой. Значит, не все так благостно, как рассказывает Квасков.

— Чаю хочешь? — предложил Виктор.

Это не было хитростью или обманкой для «создания доверительной атмосферы», это было жесткой необходимостью перевести дух, чтобы не размазать рецидивиста Кваскова по стенке прямо здесь, немедленно и голыми руками. Не заорать на него. Не убить. Не покалечить. Каким бы тренированным ни был Виктор Гордеев, но и у него имелся свой предел выдержки.

Да и кричать нельзя. Бессмысленно. Громким голосом и страшными угрозами можно напугать неопытного новичка, а для таких, как Квасков, демонстрация агрессии выглядит всего лишь слабостью и реальным отсутствием доказательств.

Задержанный от чая не отказался. Гордеев оставил его в кабинете под надзором старшины патрульно-постовой службы, который в данной ситуации выполнял функции конвойного, попросил в дежурке сделать два стакана чаю, а сам вышел на крыльцо и сделал несколько глубоких вдохов. Сырой холодный воздух растекся по легким, в голове немного прояснилось. Вернувшись в помещение, Виктор заглянул в кабинет, где Коля Разин пытался вытащить хоть одно внятное слово из пьяного Хвощева.

— На две секунды выйди, — попросил он.

Коля выглядел измученным и каким-то безразличным. «Устал», — с сочувствием подумал Гордеев.

— Ну, что? Есть что-нибудь?

Разин отрицательно покачал головой.

— Лыка не вяжет. Даже не понимает, о чем я его спрашиваю. Блюет. А я нюхаю. От этого запаха скоро сам блевать начну.

— Возвращай его в камеру, а сам отдохни, поспи, пока я с Квасковым закончу.

— Да какой тут сон, — молодой оперативник вяло махнул рукой. — К дому Лихачевой отправили кинолога с собакой, дежурный следак вызвал, я лучше туда съезжу, помогу девочку искать. Вдруг пригожусь. Твой что говорит?

— Утверждает, что Муляр сама убежала. Если не врет, тогда есть шанс найти, хотя след несвежий, да и дожди шли, так что собака вряд ли сработает.

— Давно? — оживился Коля.

— Что — давно?

— Давно она убежала?

— Квасков говорит, в ночь со среды на четверг.

— Давно, — пригорюнился Разин. — На собаку надежды мало.

— Но есть надежда, что Квасков все-таки врет, и девочка пробыла у них дольше, чем несколько часов. Если хотя бы пару дней, то след посвежее будет.

— А если она не сама убежала, то следа не будет вообще, — медленно проговорил Разин.

Да, если собака не возьмет след снаружи, значит, Аллу Муляр выносили на руках. А это плохо. Очень плохо.

— Ермашовой позвони, скажи, что в самом крайнем случае можно будет возбудиться по сто двадцатой или даже по сто девятнадцатой через пятнад­цатую.