— Да понятное дело, — продолжал Гордеев, — не в поселок же ее посылать, она через пять минут за вами милицию пришлет. Пусть лучше в лесу потеряется и умрет, ночь ведь, холодно, а она раздетая и местности не знает. Если выберется, все равно ни за что не найдет вас и не сможет рассказать, где была. Привезли на машине в темноте, она от страха и не видела ничего вокруг, убегала тоже в темноте. А не выберется, так и ладно. Странный ты мужик, Квасков: интим с малолеткой — это западло по твоим понятиям, а смерть девочки двенадцати лет — это как? Нормально?
— Не гоните, гражданин начальник, какая смерть девочки? Я ее, наоборот, отпустил, и нечего мне убийство шить.
— Отпустил? — Гордеев чуть повысил голос. — Куда ты ее отпустил? Ночью в темный лес? Знаешь, как это называется в уголовном праве? Убийство с эвентуальным умыслом. Ты, может, и не ставил перед собой цель убить ее, но мог и должен был предвидеть, что девочка двенадцати лет в таких условиях не имеет шансов выжить, однако относился к этому безразлично. Так что сто третью статью тебе организуют в два счета. Ладно, читать мораль тебе не буду, и без меня учителей хватает, а расклад дам. Вот с этого места слушай внимательно. Хвощ пока что полноценных показаний давать не может, он не в кондиции, на простые вопросы еще отвечает, а на те, что посложнее, уже не тянет. Но как протрезвеет — начнет говорить. На текущий момент у нас есть только твоя версия, согласно которой у тебя сначала соучастие в форме пособничества, а потом добровольный отказ. Это вселяет некоторый оптимизм. А что получится, если Хвощев расскажет по-другому? Тогда ты уже не пособник, а полноценный соисполнитель. За пособничество с добровольным отказом можешь вообще ничего не получить, а за соисполнительство точно влепят по самое некуда. А уж если Хвощ признается, что хотел изнасиловать девочку и ты об этом знал и даже собирался поучаствовать, то дела твои совсем кислые. Ты будешь утверждать, что отпустил Аллу, а Хвощев заявит, что она сама сбежала и никакой твоей заслуги в этом нет. Твое слово против его слова. И кому поверят? Ему, ранее не судимому первоходку, или тебе, рецидивисту? К вашему лихому разбойному нападению присовокупят приготовление к изнасилованию несовершеннолетней группой лиц по предварительному сговору, тебя по суду признают особо опасным рецидивистом, наденут на тебя полосатую робу, и будешь коротать дни в поселке Явас, на зоне особого режима. Красота! Единственное, что тебя может спасти в такой ситуации, это сотрудничество со следствием. Кто привез девочку? Кому ты пожаловался на Хвоща? Кого попросил принять меры, чтобы его угомонить? Как его найти?
— Не жаловался я никому, гражданин начальник, я ж сказал: девчонка сама к нам прибилась, с подружкой поссорилась. Больше ничего не знаю.
— Да что ж ты такой упертый, Квасков?! — с досадой воскликнул Гордеев. — Девочку сейчас вся местная милиция ищет. Лес большой, это правда, но раз Алла нигде до сих пор не объявилась, значит, она еще там. И ее обязательно найдут, может, через час, может, завтра, но найдут, потому что даже у самого большого леса есть границы. Может, ее уже нашли и везут сюда. Девочка-то что будет рассказывать? Про подружку? Или про красный «Москвич»? После ее показаний твои признания гроша ломаного стоить не будут.
— Расскажет, что я не давал Хвощу ее трогать и отпустил, — твердо проговорил Квасков и впервые за долгое время посмотрел Гордееву в лицо.
— Вот про это — верю. А мальчик где?
— Откуда я знаю…
Повисла пауза. Квасков снова рассматривал свои руки, а Гордеев выжидал, считая до десяти. «Семь… восемь… девять… Можно!»
— Ответ неправильный, Квасков.
Тот нахмурился, снова поднял глаза.
— Чего? Какой ответ?
— Твой ответ. О каком мальчике я спрашиваю?
— Да не знаю я ничего, гражданин начальник! — взвился Квасков. — Никаких мальчиков не знаю, никаких красных машин, и не было никакого третьего! Все, разговор окончен.