Разин с сомнением посмотрел на Виктора.
— Покушение на развратные действия и на половое сношение с лицом, не достигшим половой зрелости? Мы же девочку еще не нашли, а судя по тому, как описывают ее внешность, со зрелостью там все в порядке…
— На сто двадцать — пятнадцать Квасков уже наговорил, там развратные действия в отношении несовершеннолетнего независимо от половой зрелости, только по возрасту, а дальше видно будет. Пока так. Позвони, она ждет. Пусть хоть поспит спокойно пару часов, зная, что в принципе есть на чем возбудиться, если ничего другого не накопаем.
Гордеев взял два стакана в подстаканниках и понес свежезаваренный чай в кабинет, где его дожидался Квасков. Тот жадно обхватил ладонями мельхиоровый подстаканник, сделал пару глотков, зажмурился от удовольствия.
— Слоник, — протянул он одобрительно, имея в виду дефицитный индийский чай, который продавался в пачках с изображением слона. — Красиво живут менты. Гражданин начальник, а закурить не найдется?
— Не курю.
— У ментов всегда есть, — хмыкнул задержанный. — Для поддержания разговора с преступным элементом.
— Это верно, я тоже в столе пачку держу на такой случай. Но мой кабинет не здесь, а лазить по чужим столам я не приучен.
— Может, у сержанта? — жалобно попросил Квасков. — Ну будьте человеком, гражданин начальник!
Дежуривший в коридоре за дверью сержант добросердечно поделился «Пегасом», и Квасков с наслаждением втянул в себя дым. Гордеев собрался было задать очередной вопрос, но услышал рев мотоцикла. Синицын вернулся! Хорошо бы принес какие-то новости.
Через несколько секунд дверь распахнулась, и на пороге появилась долговязая фигура в толстом свитере. С непромокаемой накидки, которую Синицын держал в руках, капала вода. Пришлось снова звать сержанта и выходить в коридор.
— Есть, товарищ майор, — возбужденным шепотом сообщил Геннадий. — Красный «Москвич» с тульскими номерами!
О как! Похоже, очень тепло. Почти горячо.
— Точно, что с тульскими? — переспросил Виктор, боясь поверить в удачу.
— Говорит, точно. Свидетель — наш парень, поселковый, специально посмотрел на номер, потому что его сосед давно мечтал о «Москвиче» и именно о красном почему-то. Андреев, свидетель наш, как увидел красный «Москвич», так сразу подумал, что сосед наконец исполнил свою мечту. Глянул на номера — а там буквы не московские и не подмосковные. ТУА. Номера старого образца, белые на черном. На цифры внимания не обратил, а про буквы подумал, что сосед только-только купил подержанную машину из другой области, на учет поставить еще не успел, ездит пока со старыми номерами. На другой день зашел к соседу поздравить с покупочкой, а тот страшно удивился. Не моя, говорит, машина, мне еще подкопить деньжат надо.
— И когда это было?
— Вроде на той неделе.
— В среду?
— Нет, раньше. Андреев сказал, что либо в понедельник, либо во вторник, потому что в среду днем и вечером его вообще в поселке не было. Он работает в Дмитрове, в среду утром уехал туда, после работы остался у друзей с ночевкой, они что-то отмечали. Вернулся только в четверг к вечеру.
— В понедельник или во вторник, — задумчиво повторил Гордеев. — Ладно. Выкрутим. Спасибо тебе, Гена. Ты сейчас отдыхать?
— Какое там! Поеду к поисковой группе, им лишние руки не помешают. Хотя ночью шансов — ноль, темень непроглядная, но с фонарями можно попытаться.
— До утра ждать нельзя, — возразил Гордеев. — Если все очень плохо, то, конечно, и днем найти не поздно, но если девочка еще жива… А такая вероятность есть. Квасков утверждает, что она сбежала. Верить ему нельзя, само собой, но не проверить — преступно и глупо. Сам посуди: стали бы они держать в сарае при себе вещи, если девочку изнасиловали и убили? Хвощев — идиот, но Квасков-то сообразил бы, что улики нужно уничтожить. Раз вещами не озаботились, значит, есть надежда. Следователь наверняка именно так и подумал, потому и кинолога вызвал.
— Вообще-то да, — согласился Синицын.
— Разина с собой прихвати, он в дежурке должен был. Тоже собрался на поиски.
— Сделаю.
Когда Гордеев вернулся в кабинет, Квасков уже допил свой чай, докурил сигарету и сидел со скучающим видом.
— Гражданин начальник, можно мне на боковую? Спать охота, а утром тульские меня в оборот возьмут, опять языком молоть целый день придется.
— А ты помолчи, Квасков, отдыхай пока, говорить буду я. И расскажу тебе любопытную историю. Хочешь?
— Отчего ж не послушать хорошего человека, — оскалился в язвительной улыбке Квасков. — Валяйте, гражданин начальник.
— Было вас как минимум трое на том разбое, а возможно, и четверо, — начал Виктор неторопливо, прихлебывая остывший чай.
— Двое нас было! Я и Хвощ, больше никого!