Тьма после рассвета

Виктор вдруг спохватился: а позвонил ли Разин следователю перед тем, как присоединиться к поисковой группе? В тот момент Гордеев почему-то вообще не подумал о том, что разговор нужно заказывать и ждать, пока соединят. Привык к столичным условиям: снял трубку, набрал номер — и готово дело. Вроде и на месте не сидит, работа такая, что приходится разъезжать по всей области, а порой и за ее пределы, должен был бы усвоить, что автоматические телефонные станции построены и введены в строй далеко не всюду. Промашка вышла… Елки-палки, как хочется выпить! А лучше — напиться. От души, в хлам. В грязь. Чтобы забыть о съехавшем с катушек Хвоще, который обезумел от огромных денег и от невозможности купить на них хоть сколько-нибудь удовольствий и роскоши. О Хвоще, который собрался изнасиловать двенадцатилетнюю девочку. Об Алле Муляр, перепуганной насмерть, раздетой и в одиночку пробирающейся в холод и дождь по лесу. О Сереже Смелянском, которого выбросили из машины и который теперь бродит или отсиживается неизвестно где, если вообще еще жив. О следователе Ольге Ермашовой, которой приказали нарушить закон, чтобы угодить КГБ. И о самом КГБ тоже хорошо бы забыть.

Оказалось, Коля Разин поручение выполнил.

— Он звонил по ВЧ в свою дежурную часть и просил связаться со следователем, — сообщил Синицын. — Что-то передать насчет возбуждения дела.

— Ну и хорошо. Где у вас наливают?

— Можно прямо здесь, у меня в кабинете.

— У тебя и кабинет свой есть? — добродушно усмехнулся Гордеев. — Красиво живете.

— Ну, не совсем у меня, — отчего-то смутился Геннадий. — Это кабинет старшего участкового, если по правилам, а у меня три опорных пункта по всему поселку разбросаны, я там провожу прием населения. Но старшего у нас сейчас нет, вакансия свободна, а я кабинетом пользуюсь. Здесь удобно, самый центр поселка, до любого места близко.

— И где же твое незаконное гнездо?

— На первом этаже, сразу за дежуркой.

Гордеев спустился в дежурную часть, сделал несколько телефонных звонков, доложил, кому следует, предупредил, кого посчитал нужным, зашел в кабинет старшего участкового, где Геннадий Синицын, расстелив на столе тканевую салфеточку, вскрывал консервным ножом трехлитровую банку с солеными помидорами, и, не говоря ни слова, залпом выпил полстакана водки.

***

Голова опять упала, и Разин проснулся. Да что ж за невезуха такая! Не умеет он спать, сидя на стуле, шея не удерживается в нужном положении, стоит только уснуть — и голова сразу падает набок. Старший лейтенант пытался приладить затылок к стене, чтобы была опора, но ничего не получалось.

Он сидел в больничном коридоре и послушно ждал, когда из отделения интенсивной терапии вый­дет врач и расскажет об Алле Муляр. Симпатичная медсестричка, сидевшая неподалеку на сестринском посту, с интересом поглядывала на Колю и даже предлагала чаю или кофе. Разин сперва отказался, а теперь подумал, что надо бы, пожалуй, воспользоваться любезным предложением и согласиться. Все равно поспать не удается, а девушка хорошенькая, и улыбка у нее милая.

— Это вы ее нашли? — спросила медсестра, подавая Коле огромную, на пол-литра, керамическую кружку, на которой рядом с рисунком какого-то собора красовалась надпись латинскими буквами: Tallinn.

— Нас много было, — уклончиво ответил оперативник.

Конечно, в глазах этой милой девушки приятно было бы выглядеть героем, но и врать не хотелось. Аллу Муляр нашел вовсе не он, Николай Разин, а сотрудник розыска из Дмитрова. Но ведь искали-то все, ночью, под моросящим дождем, и искали не один час. Просто повезло кому-то одному, но шансы у всех были равными, а не так, чтобы один трудился, а остальные ленились. От окраины поселка девочка, как выяснилось, ушла совсем недалеко. Видимо, кружила на одном месте, но это и понятно, она ведь городская, к лесу не приучена, ориентироваться и находить дорогу не умеет.

Наконец вышла врач, статная женщина лет пятидесяти в очках, с озабоченным выражением на округлом мягком лице. Коля сразу подскочил к ней, с тревогой заглядывая в глаза.

— Ну, что, доктор?

— Сильное переохлаждение, обезвоживание, острая почечная недостаточность, пневмония. Сотрясение мозга пока под вопросом, нужно провести инструментальное исследование.

— Это опасно?

— Будем надеяться, что молодой здоровый организм справится. Сколько она пробыла в лесу?

— Не знаю, если честно. Максимум пять суток, но вряд ли. Скорее, дня три, может, четыре, а может, и меньше.

— Чем меньше — тем лучше, — вздохнула врач.

— Она в сознании?

Врач посмотрела на Колю строго и неодобрительно.