То, что растет

На той фотографии, справа от Питера, под мраморной раковиной, в углу между стеной и дверцей бельевого шкафа виднеется как раз такой темный силуэт. При первом, да и при втором и даже третьем взгляде можно подумать, что это ошибка печати, что принтеру не удалось в полной мере передать эффект от вспышки в темной ванной комнате. Я много раз рассматривал эту фотографию, и мне казалось, что чем дольше я на нее смотрю, тем более размытую форму принимает эта чернильная клякса, как будто бы теряет узнаваемые очертания живого объекта и на глазах начинает постепенно превращаться в нечто иное. Но потом я моргал или отворачивался, и силуэт вновь становился таким же, каким я увидел его изначально.

Я переворачивал фотографию, вращал, подносил к свету в надежде увидеть границу, линию, определить, где тьма начинается и где заканчивается.

Я приехал в Провиденс в субботу примерно в час дня и встретил Питера и Фрэнсис в пабе «Троица», находившемся всего в квартале от библиотеки, где в числе прочих мест проводился Лавкрафтовский кинофестиваль. Фрэнсис тридцать с небольшим, она на десять с лишним лет моложе нас с Питером. Работает независимым кинорежиссером и снимает фильм по мотивам одного из моих рассказов. Она хотела, чтобы я забрал домой кое-что из предметов реквизита, сделанного для ее фильма: изогнутое ребро, длина которого от кончика до кончика составляла шесть футов. В моей квартире для него не было места, но я подумывал о том, чтобы отвезти его Доминику. Возможно, я бы так и поступил, если бы не дальнейшие события, которые произошли в воскресенье.

Питер и Фрэнсис уже заняли столик и успели выпить по кружке пива. Мы обнялись в знак приветствия – у меня это всегда выходит крайне неуклюже, особенно когда я устал, голоден или нахожусь в стрессе после долгой поездки. Если честно, то именно моя социофобия стала причиной того, что я стал редко посещать различные фестивали и встречи с читателями. Другая причина заключается в финансах. А еще я надеялся, что если я навсегда осяду в районе Хадсон-Вэлли, укоренюсь там, как старый каменный забор на всеми забытом лесном участке, то это воспрепятствует моему неминуемому отдалению от Доминика.

Питер часто шутил над моими неуклюжими приветствиями, но в тот день не стал этого делать. Он лишь сказал, что рад меня видеть, и замер. Он замер, положив свою большую, похожую на паука ладонь мне на плечо. Я смахнул ее и сказал, что мне не терпится отведать нормальной человеческой пищи. Он спросил, не получал ли я от него писем.

Теперь, вспоминая случившееся, мне кажется странным, что он спросил об этом тогда, потому что в зависимости от моего ответа, ему бы, вероятно, пришлось рассказать о письме Фрэнсис. Или, возможно, он рассчитывал на мое замешательство либо осторожность и нежелание рассказывать в подробностях, что именно я от него получил.

Я ответил Питеру, что на неделе не получал от него никаких писем и поинтересовался, что он мне послал.

Питер усмехнулся и посмотрел на меня лукавым взглядом. Возможно, он не поверил, что я сказал ему правду. Он махнул рукой, предлагая мне сесть за их столик, а потом солгал. Сказал, что там не было ничего особенного, просто сборник рассказов начинающего писателя.

Мы втроем начали обсуждать фильмы и книги, и Фрэнсис рассказала о том, как писала сценарии к своим предыдущим картинам. Питер с интересом слушал ее, но сам говорил мало, пока Фрэнсис не спросила его, над чем он работает. Он упомянул, что планирует написать новый роман, но не стал раскрывать детали сюжета и подробности о главных героях предстоящей книги. Не помню, чтобы мы задавали ему наводящие вопросы, но Питер вдруг сказал, что никак не может найти идею для следующего романа, что пытался отыскать ее всю весну и теперь продолжает поиски летом. Он заметил, что иногда идеи бывают неуловимыми, недосягаемыми, словно они принадлежат кому-то другому. Что иногда кажется, будто идея сопровождает тебя с самого твоего появления на свет, но медлит, терпеливо выжидает удачного момента, чтобы заявить о себе. Он сказал, что иногда идея бывает агрессивной, берет тебя в заложники, и ты вынужден все время ее обдумывать и волноваться за нее.

Я остановился на пять дней в доме Фрэнсис и Виктории в восточном Провиденсе и вернулся домой только после отпевания и похорон Питера. Я жил у них в гостевой комнате и выходил только для того, чтобы поесть, воспользоваться ванной комнатой, а также извиниться, что выпил все их виски. Оставшееся время я проводил в интернете.