То, что растет

Смерть Питера и то, как он совершил самоубийство, вызвало настоящий шквал критики и в интернете, и за его пределами. Маленькое сообщество писателей литературы ужасов было потрясено, опустошено, сбито с толку, Как он мог так поступить с собой, ведь его жизнь и карьера были не просто успешными, но и вызывали зависть у большинства? Последние два его романа ужасов опубликовало «ХарперКоллинс» – одно из самых крупных издательств в мире. Права на обе книги были куплены известными голливудскими кинокомпаниями. Хвалебные рецензии на его романы публиковали журналы «Паблишерс-Уикли» и «Буклист»; в «Нью-Йорк таймс», «Энтертейнмент уикли» и на радиостанции Эн-пи-эр регулярно можно было прочитать или услышать восторженные отзывы на его книги. Многие лидеры мнения в области культуры хвалили его работы. Его книги хорошо продавались, хотя случалось, что некоторые преувеличивали результаты продаж, а сам Питер сразу дал понять, что не считает себя автором бестселлеров и не собирается бросать работу школьного учителя, и впоследствии он не отказался от своей позиции. Как бы там ни было, но со стороны казалось, что жизнь Питера была воплощением практически недостижимой мечты любого писателя в жанре ужасов.

Соцсети и электронные ящики были переполнены сообщениями с вопросами от других писателей и читателей. Неужели Питер был несчастен? Не был ли он болен? Возможно, причиной стало какое-то событие? Возможно, мы чего-то не знаем о нем? Были ли какие-нибудь сигналы? Мне нечего было им ответить, я не мог ответить даже на вопросы, мучившие меня самого.

Поскольку я был другом Питера и мы всегда вместе выступали на фестивале в Провиденсе, меня буквально забросали предложениями об интервью представители самой разной прессы. Почти на все запросы я ответил отказом. В первую ночь, вернувшись в свою квартиру пьяный в дымину, я отвечал по телефону на вопросы репортера Си-эн-эн, хотя впоследствии почти не помнил содержания этого разговора. Когда он спросил, не могло ли, по моему мнению, наше творчество так повлиять на Питера, не похожа ли эта ситуация (долбаный придурок так и сказал: «ситуация») на те случаи, когда люди, слушающие хеви-метал, убивали себя или других, я послал его, повесил трубку и перебил все стаканы и тарелки в квартире.

Питера, его жизнь и работу, ужасы как жанр искусства и как вид развлечения обсуждали на кабельных каналах, в интернете и в прессе. Со всех сторон, словно сорняки, стали появляться различные нелепые домыслы. У всех было свое мнение о случившемся, и большая часть этих мнений сводились к ленивой диванной психиатрии и пошлому морализаторству. Я отвечал руганью на присылаемые мне сообщения в социальных сетях и заводил аккаунты на новостных сайтах и платформах, чтобы высказать накипевшее в комментариях.

В течение нескольких дней новостной цикл прожевал Питера с потрохами, а затем выплюнул его. Писатели поспорили, поплакали, порефлексировали, пообещали выпустить отдельные рассказы и целые антологии в память о нем (средства, вырученные от их продажи, было решено перечислить семье Питера), и через несколько недель жизнь потихоньку вернулась в прежнее русло. После смерти Питер стал для сообщества любителей ужасов загадочной фигурой, мучеником, чья жизнь служила предостережением и сама по себе была романом ужасов, неожиданным сюжетным поворотом в избитом клише на тему «будьте осторожны в своих желаниях».

А затем четыре дня назад общественность снова всколыхнуло известие о том, что один из посетителей тех авторских чтений покончил с собой. Его звали Уилл, он отвечал за звук в зале, где проходили встречи. Уилл перерезал себе вены на запястьях, пока его девушка была на работе.

Закончив изучать фотографию, открытку с благодарственной надписью и ее содержание, я открыл бутылку виски «Мейкерс Марк» и остаток дня провел, просматривая страничку Питера в Фейсбуке. Там были сотни фотографий, которые размещал он сам или на которых его отмечали другие. На экране передо мной возникал Питер, выступавший на различных авторских встречах, книжных фестивалях и прочих мероприятиях. Вот он стоит за кафедрой, сидит за длинным столом перед микрофоном, сжимает в руке ручку, а перед ним, словно карта со спрятанными сокровищами, лежит раскрытая книга. Вот он улыбается широкой улыбкой, его рука обнимает чье-то плечо или высоко поднимает стакан с янтарной жидкостью. А вот – Питер с Лорен на пляже, глупые селфи с Мэгги, сидящей на большом зеленом диване, семья проводит отпуск в арендованном доме у озера; вот фото с одной из баскетбольных игр Стива, фото дома у родственников, фото с дней рождений племянниц. Я постепенно опустошал бутылку и все глубже погружался в эти разноцветные фрагменты и образы из его жизни. Я невольно ловил себя на мысли, что он слишком уж старательно выставлял напоказ себя и свою семью, чтобы любой мог на них поглазеть. Я осуждал его за это и в то же время завидовал его умению быть открытым и делиться событиями своей жизни. У меня на телефоне – только три фотографии, на которых мы с Домиником вместе.