Ни в одном из рассказов Горького того периода не предлагается никаких спасительных средств от угнетения, подпитываемого современными материальными и социально-экономическими условиями, которые безусловно определяют все происходящее. Раз за разом воспроизводятся похожие обстоятельства, в которых сильные безжалостно истязают слабых. Что же за концовки у этих рассказов? Они в еще большей степени, чем чеховские, взывают к возмущению и к переменам. Забавно, что Чехов похвалил рассказ «Двадцать шесть и одна» за его миметическую верность: «Сильно чувствуется место, пахнет бубликами». Возможно, погруженный в меланхолию старший писатель (в том же письме он жаловался Горькому, что в Ялте ему «скучно без музыки… без икры и без кислой капусты») удовлетворился поэтической красотой горьковской прозы, но оказался не готов приветствовать те политические бури, которые надеялся возвестить молодой автор[381]
. Если Чехов рассчитывает на катарсис как на предохранительный клапан — вроде добрых дел Варвары и звуков гармоники в рассказе «В овраге», — то в прозе Горького условные концовки — это лишь такой предохранительный клапан, который в конце концов обязательно будет вышиблен изнутри. Готовность пекарей и проституток к насилию — предвестник грядущей бури.В том же году, когда был напечатан «Васька Красный» (1900), Горький написал Чехову по поводу «Дамы с собачкой»:
Убиваете реализм. И убьете Вы его скоро — насмерть, надолго. Эта форма отжила свое время — факт! Дальше Вас — никто не может идти по сей стезе, никто не может писать так просто о таких простых вещах, как Вы это умеете. …Да, так вот, — реализм Вы укокошите. Я этому чрезвычайно рад. Будет уж![382]
Хотя Горький говорит здесь о реализме как о литературном направлении, он заодно подразумевает, что, прочитав рассказы Чехова, читатель захочет расправиться и с самой реальностью — иными словами, положить конец существующему порядку вещей. Собственно, Горький пишет, что, когда он прочитал «Даму с собачкой», ему захотелось изменить жене. А еще у Горького находятся свои соображения насчет того, чтó должно явиться на смену реализму:
Право же — настало время нужды в героическом: все хотят возбуждающего, яркого, такого, знаете, чтобы не было похоже на жизнь, а было выше ее, лучше, красивее. Обязательно нужно, чтобы теперешняя литература немножко начала прикрашивать жизнь, и, как только она это начнет, — жизнь прикрасится[383]
.Итак, по мнению Горького, литература должна сделать следующий шаг: дать образец для подражания. Но речь не об учебнике образцовых идей — пришла пора действий. Движимые половым инстинктом бесчинства и ярость пекарей и проституток — вот та стихийная сила, которую следует перехватить и перенаправить в нужное русло.
Женская месть в «Яме» Куприна