«Только между женщинами». Философия сообщества в русском и советском сознании, 1860–1940

Например, в фильме Дзиги Вертова «Колыбельная» (1937) смонтированы кадры документальной съемки, благодаря чему «женщины разных возрастов и национальностей из всех уголков Советского Союза несутся к Сталину — пешком, на поезде, на велосипеде, на лыжах, на верблюдах и т. д.»[482] Сталин — и сплачивающий пристальный взгляд, и адресат благодарного ликования народных масс, и подразумевается, что он же — или отец, или жених

[483]. Один из интертитров сообщает зрителю об опыте женского товарищества: «Тебя спросили: что такое счастье? Ты долго думала над ответом…» Следующий кадр показывает женщин, прогуливающихся вместе с подругами, улыбающихся друг другу. Счастье — это женская дружба. Счастье — это построение коммунизма. Сталинская конституция 1936 года и выборы в Верховный Совет кодифицировали и продемонстрировали новую систему понятий, разработанную для граждан в 1934 году. Официально провозглашалось, что равные права предоставлены каждому из трех «не враждебных друг другу классов советского общества — пролетариату, крестьянству и интеллигенции»[484]

. По сути, это знаменовало новый понятийный этап: в официальной риторике наконец-то прекратили твердить о классовой борьбе и о победе социализма. Публичное голосование на выборах и проведение открытых дискуссий как вокруг конституции, так и вокруг правительственного указа, практически запрещавшего аборты, свидетельствовали о том, что теперь государство почувствовало себя достаточно уверенным в стойкости своей власти и уже не боялось женской «негативной стихийности»[485]. Соответственно, в новом кино, где фигурировали женские сообщества, массы изображались неукоснительно преданными партийному курсу и инстинктивно передовыми, из‐за чего сюжеты сделались «бесконфликтными». В основном они строились вокруг мелодраматических линий: или одного человека ошибочно принимали за другого, или персонажи боролись с разбушевавшимися природными стихиями, или (изредка) в трудовой коллектив проникал саботажник-одиночка, иногда нанятый и подосланный каким-нибудь иностранным правительством. О том, что что-то не так внутри самого сообщества, речи не шло.

Цель коллективного единения («соборности») божественного и человеческого начал, мыслившаяся как Вечная Женственность, тоже, пожалуй, находила параллель в представлении 1930‐х годов о коммунистическом единстве, в котором главным было слияние личных интересов людей с волей Сталина— «Сталин был эквивалентом всей страны и любой ее выделенной части»[486]. В кино женское сообщество выступало идеальным символом этой темы коллективного «счастья», которое покончило с периодом «человеческого уединения» благодаря мощному очистительному потрясению, искупительной силе революции и мудрому партийному руководству. В то же время Сталин был нерасторжимо связан с этой феминизированной людской массой, о чем сказано и в работе «История ВКП(б). Краткий курс», которая печаталась по частям в «Правде» осенью 1938 года[487]

. «Краткий курс» заканчивался аллегорическим пересказом исторических обстоятельств, в которых появился этот текст. Сталин уподобляет большевиков — а значит, и самого себя — древнегреческому герою Антею, бравшему силы от своей матери Геи, богини земли (у него она аллегорически представляет народные массы). Антея перехитрил Геракл: он победил героя, оторвав его от земли и тем лишив источника свежих сил. Но большевики, «так же, как и Антей, сильны тем, что держат связь со своей матерью, с массами, которые породили, вскормили и воспитали их. И пока они держат связь со своей матерью, с народом, они имеют все шансы на то, чтобы остаться непобедимыми»[488].