Старший сын — студент, приехавший домой в деревню на летние каникулы, — просит у отца денег, чтобы вернуться на учебу в город. Так же как и в фильме, в рассказе отец очень нервно реагирует на эту просьбу, а после вмешательства в разговор матери и вовсе срывается на крик. Происходит ссора, отец вытряхивает из бумажника на стол деньги, при этом у него с носа падают очки. Студент, оскорбленный этой безобразной сценой сильнее обычного, выбегает из дома и идет по дороге в поле. Здесь Муратова отклонилась от чеховского текста. В рассказе сообщается, что студент доходит до станции железной дороги и бродит где-то поблизости, а потом, уже в сумерках, возвращается домой. Пока он бродит так, ему рисуются самые разные романтические картины: что с ним может случиться по пути и как на все это отреагирует отец. Он воображает, как умрет, идя пешком до самой Москвы, или попадет в избушку к разбойникам, или в него влюбится дочь богатого помещика. В муратовском фильме все эти мечтания преподносятся в слегка хмельном и полумечтательном-полуиздевательском монологе тринадцатилетней сестры студента. Потом студент уходит — и оказывается втянутым, довольно бесцеремонно и несуразно, в действие одноактной пьесы Чехова «Татьяна Репина» (1889), послужившей сатирическим постскриптумом к одноименной драме Алексея Суворина. В чеховской пьесе изображается карнавальное венчание бывшего жениха Татьяны Репиной с богатой вдовой уже после трагического самоубийства заглавной героини (которое и было сюжетом суворинской пьесы). В чеховской пьесе под конец венчания выясняется, что какая-то загадочная женщина в черном, подражая Репиной, отравилась прямо в церкви — в знак протеста и от имени всех женщин, брошенных неверными любовниками. Но в фильме загадочную женщину запирают в чулане, и она пропускает окончание свадебной церемонии. Когда ее выпускают и она выходит для совершения своей провокации, то видит, что все разошлись, и устраивает скандал. Студент говорит ей, что она очень похожа на его сестру: «такая же террористка-ниспровергательница». Женщина в черном выходит из церкви, так и не отравившись.
Та часть рассказа «Тяжелые люди», которую Муратова «вырезала», чтобы освободить место для «Татьяны Репиной», показывала пример сведенного на нет или неверно понятого мимолетного человеческого контакта на дороге, чем-то похожего на эпизод из рассказа «На подводе». В рассказе студент обменивается улыбкой с проехавшей мимо соседкой-помещицей, а потом вдруг понимает, что ни у него, ни у нее нет особого повода для улыбки, и задумывается: зачем же это притворство? А замена уже рассказывает нам кое-что о той аналитической работе, которую фильм проделывает с чеховской прозой: устранение этой интерлюдии и понижение градуса драматической кульминации чеховской пьесы становится еще более прозаичным. Концовка фильма верно воспроизводит финал «Тяжелых людей»: сын возвращается домой, там повторяется спор, заканчивающийся капитуляцией отца, но примирения не происходит, и студент уезжает в город, чтобы продолжить учебу в университете.
Приступая к экранизации Чехова, можно уже иметь представление о том, каким станет воплощение персонажей из его пьес и как передать ощущение слаженности, движения и взаимного расположения актеров в кадре. Преданность Чехова и прозе, и театру со всей его механикой говорит о понимании противоречий и различий между жанрами и художественными средствами. Пожалуй, зрелость его поздних рассказов можно даже объяснить опытом работы в театре. Однако фильм предлагает новые способы осмысления чеховской прозы и с точки зрения сюжета, и с точки зрения философского изображения человеческого взаимодействия. Например, муратовская трактовка обеденной сцены — со стульями, расставленными с трех сторон стола, — создает театральный эффект, присутствующий в самом чеховском рассказе, но не нарушает норм и рамок театральной постановки. А вот соседство смонтированных крупных планов, показывающих лицо отца, а затем морду свиньи, в более раннем эпизоде — этот прием уже за пределами возможностей театра.