Том 16 (XVII век, «смеховой мир»)

Ворожбит, на торзе седяй[494], беседоваше. Пришед же абие некто к нему, извещеваше ему, яко в его храмине двери сокрушены все и окна,[495] и вся, яже внутрь быша, изнесена.

Услышав же ворожбит,[496] вскочи и стеня скоро потече к своей храмине. Текуща ж его некто увиде, рече: «О сей, иже чюжая вещи предведати глаголаше, своя же не предведе!»

ТОЛКОВАНИЕ. Притча знаменует ко иже[497] убо свой живот зле строящии, а еже ему ничесоже потребно — увещевати[498] покушается.

37. О МУРАВЛЕ И О ГОЛУБИЦЕ[499]

Муравль возжада, сошед на источник, и извлечен бысть течением струя,[500] и утопаше. Голубица же сие видевши, сучец древа, или стебль, взем, чрез источник поверже: на нь же возлезе муравль, спасеся.

Ловец же некто сеть ис тростия сложи,[501] голубицу хотя уловити. Сие же муравль увиде, ловца в ногу угрызе. Ему же болезновавшу, с тростию убо и с сетию поверже и голубицу изжене[502].

ТОЛКОВАНИЕ. Притча являет, яко подобает добротворящим благодать за благодать

[503] воздаяти.

38. О КОЖАНЕ, И О РЕПЬЮ[504], И О ЧАЙКЕ

Кожан[505], репей и чайка дружбу сотворше, помыслиша купецкое житие жити изволиша. И убо кожан, или нетопырь, сребра взаймы взем, положи во общину. Ряпей же ризу с собою взем. Чайка же третия — меди. И отплы ша торговати в страны далече.[506] Ветру же и зиме лютей сущи и караблю бедствующу потопитися, разбившуся,[507] — вся погубиша, сами точию[508] ко брегу спасошася.

И сего ради от сего времяни убо чайка всегда при мори по брегу и при езерах[509] притекает, егда где медь море извержет[510]. Кожан, или

нетопырь, должников[511] бояся, во дни не является, нощию же токмо на паству исходит. Ряпей же, при ходящих стоя, ризу дабы где познал, прилипая, ищет.

ТОЛКОВАНИЕ. Притча знаменует, яко о чем тщимся, о сем последи приходяще[512] и поучаемся.

39. О БОЛЯЩЕМ И О ВРАЧЕ

Болящий некто от врача вопрошен бысть: како пребысть? Болящий же рече, яко «зелонад подобающее потех[513]». Врач же рече: добро се быти.

Посем паки второе вопроси: како пребысть? Болящий же рече: дрожанием многим содержим[514] и дряхлостию[515] мучим.[516] Врач же: «И се добро быти», — рече.

В третие же вопроси болящаго: како пребысть? — рече: внутреннюю огневую[517]* впаде. Он же: «И сие паки добро, — рече, — быти».

Посем же от своих домашних некто с

его вопроси: «Како ся имаши?» Болящий же рече: «От благих своих погибаю».

ТОЛКОВАНИЕ. Притча являет, яко наипаче сих человек нам ненавидети подобает, иже всегда ко благодати хотят нам глаголати.

40. О СЕКУЩЕМ ДРОВА И О ЕРМИСЕ[518]

Секий некто дрова при реце, и спаде ему секира с топорища в реку.[519] Иский же и не обрете,[520] седе при брезе, плакася.

Ермис же бог[521] испыта вину[522] плача и милосердова о человеце сем, сошед в реку, и златую изнесе секиру, и вопроси: аще сия секира его есть, юже погуби? Ему же отвещавшу и рекшу, яко не та.

Абие[523] паки сошед и сребряную изнесе секиру. Ему же: «Ниже сию, — рекшу, — быти»[524].

Третицею сниде Ермис в реку

и его секиру железную[525] изнесе. Ему же глаголющю, яко «сия истинная погибшая моя есть!» Ермис же восприим любовно его правду и все три секиры[526] дарова ему.

И пришед, соседом своим всем бывшее проповеда[527]. От них же паки един такоже сотворити умысли. И пришед на реку, и свою секиру вверже в реку, и плача седяше.

Яви же ся и ему Ермис и вину плача вопроси. Сошед, такоже златую секиру изнесе и вопроси: аще сию погуби? Он же с радостию вскочи[528] и «истинно, — глаголющу, — сию секиру быти!»

Возненавиде убо бог его безстудство и неправду[529] и не токмо сию даде, но ниже истинную свою восприяти.

ТОЛКОВАНИЕ. Притча являет, яко елико праведный Бог пособствует,[530] толико неправедный противится.

41. О ОСЛЕ И ОГОРОДНИКЕ

Осел, делая[531] у огородника, понеже убо мало ядяше, много же труждашеся, молися Зевесу,[532] дабы, от огородника отвед[533], иному продал бы господину. Зевес же послушав его молитву и повеле его горшечнику продати.