Том 16 (XVII век, «смеховой мир»)

Седе же рак, стрегий. И узре, змию спящу, и своею силою, елико име, стиснув змию, удави и уби.[649] Ю же по смерти протягну,[650] ко змию рече: «Тако подобаше преже сего праву и просту быти, не бы сицевое осуждение восприял еси!»

ТОЛКОВАНИЕ. Притча знаменует, яко иже к другом с лестию[651] приходяще, сами наипаче вредятся.

67. О ПАСТЫРИ И ВОЛКЕ

Пастырь малого скимена[652] волчия обрете и, взем, с собаками вкупе питаше. И егда возрасте, и волк прихождаше овцу восхитити,[653] с собаками и сей волка гоняше.

И псом иногда не имущим поимати волка и возвращающимся, — и оный с ним последоваше, донележе приобщится своисти[654] их ловитве. Посем возвращашеся. Аще же волк внешний не восхищаше овчате, сей, тайно поимав, вкупе со псы снедаше.

Пастырь же, познав и разумев творимое, на древе сего повесив, уби.

ТОЛКОВАНИЕ. Притча являет, яко лукавое естество блага нрава не питает.

68. О ЛЬВЕ И О ВОЛКЕ

Лев, состаревся и болезнуя, лежаше в пещере. Приидоша убо все иные звери, посещаюше царя, кроме лисицы, — сама[655] не прииде. И убо волк, восприем благовремение[656], обличаше предо лвом лисицу, иже[657] ни во что же полагает всех их царя владеющаго и сего ради ниже на посещение прииде.

В то же время прииде и лисица и последних волчиих послушаше глагол. И убо лев на ню возярися, она же времяни ответу моляше. «И кто, — рече лисица, — от пришедших толико тебе ползова, елико аз, повсюду обходящи и врачевства о тебе от врача ищущи и навыкох[658]?»

Лев же абие врачевство изрещи повеле. Она же, отвещав, врачевьство изрече: «Аще с волка живаго кожу снем и сего кожею горячею обвиешися, тогда здрав будеши».

И волку же лежащу предо лвом, лисица же, смеющися, рече: «Тако не подобает царя и владыку ко гневу и ярости[659] подвизати[660]

, но ко благоутробию[661]!»

ТОЛКОВАНИЕ. Притча являет, яко иже[662] кто на кого лесть сшивает[663], сам себе пагубу устраивает, и ров изрый впадает сам вь яму, юже сотвори.[664]

69. О ЖЕНЕ И О МУЖЕ-ПИЯНИЦЕ

Жена некая мужа-пияницу име. Его же сию злую[665] страсть отменити хотящи, сицевое некое дело, умудрялся, смысли: похмелна[666] его от пьянства узревши и, якоже мертва и нечюственна, на рамо вземши, на окопище погребалное[667] принесши, с мертвецы положи и отиде.

И егда мняше его уже проспатися и прохмелитися, пришедши и потолче во врата окопищная. Он же рече: «Кто сей, иже во врата толкий?» Жена же, отвещав, рече: «Иже мертвый брашна приносящи, аз есмь пришедшая!» Он же рече

: «Ни, не ясти мне, но пити, о изрядне, наипаче принеси! Прискорбно бо ми есть брашно, но питием мя воспоминай!» Она же в перси ударивши ся: «Ох мне, бедной! — рече. — Ниже бо, умудряющися, купих[668]: ты бо, о мужу, не токмо еже наказан еси, но е ще и злейшее сотворился еси, не имея пременения страсти!»

ТОЛКОВАНИЕ. Притча знаменует, яко не подобает в злых вещех временовав медлити[669], ибо иногда и не хотящу человеку от пребывания в злобе[670] нрав налагается.

70. О ЛЕБЕДЕ И ГУСЕ

Муж некто богатый гуся вкупе и лебедя кормяше — не к подобающему своему[671], но сего убо пения ради,[672] сего же трапезы ради. Егда же подобаше гусю пострадати, на не же кормяшеся, нощь убо бысть, и познавати время не попущаше другаго. Лебядь же вместо гуся пойман бысть, — воспет песнь, смерти предисловие, и пением убо возвещает естество и скончания смерти[673] убегает пением.

ТОЛКОВАНИЕ. Притча являет: множицею пение и мусика[674] смерти и скончания пременение содевает.

71. О ЕФИОПЛЯНИНЕ

Ефиопленина некто купи, сицевый его образ мняше быти прежняго ради нерадения[675]

. И пришедше с ним в дом, всячески глаголаше ему и всякими банями и умывалницами покушаше[676] его убелити. И убо образа его пременити не можаше, болезновати же люте приуготова.

ТОЛКОВАНИЕ. Притча являет, яко пребывают естества сице, яко же изначала приидоша.

72. О ЛАСТОВИЦЕ И О ВОРОНЕ

Ластовица с вороною о красоте пряхуся. Отвещавши же, ворона к ластовице рече: «Но убо твоя красота в весненое время процветает, мое же тело и зиму претерпевает».

ТОЛКОВАНИЕ. Притча знаменует, яко крепость плоти лутчи есть благолепия[677].

73. О ПТИЦЕ ПОДКРОПИВНИЦЕ[678]

Подкропивница с некоего окна висяше. Нетопырь же пришед, вопрошаше вины: чесо ради во дни убо в молчании пребывает, нощию же поет?

Подкропивница же: не всуе творити се, — глаголаше: да некогда во дни поюща поймана будет, — и сего ради сице уцеломудряется[679].

Нетопырь же, отвещав, рече: «Но убо не ныне тебе блюстися подобает, егда сему никакова же есть полза, но подобаше ти блюстися[680] преже поимания».