Том 16 (XVII век, «смеховой мир»)

И яко узре лисица ловцев проминувших и прошедших,[890] изыде тайно от шелаша,[891] не возгласивши. Обличаше муж ю, яко спасеся его ради, благодарение же его не исповедует[892]. Лисица же, обращься, рече: «О ты! Но аз убо ведах бы, како твоя благодати проповедати, аще бы словесем твоим подобная дела руки и нрава имел еси».

ТОЛКОВАНИЕ. Притча ко иже благая обещевающеся словесы, сопротивная же творящая делы.

124. О ЧЕЛОВЦЕ, РАЗБИВШЕМ СВОЕГО ИДОЛА

Человек некто име древянаго бога, си и речь болвана[893] или идола[894], и молися ему, дабы ему благодетелствовал. И убо сие творяше и ничто же вяще, но во убожестве пребываше, — разгневася и, взем идола за ноги, поверже и удари его о землю. И разбившися идоловой главе и разлепившейся,[895] злато потече многое от него

. И убо собирая злато, человек вопияше: «Кривой еси[896], якоже мню, и безумен: почитаюшу убо мне тебе — не ползовал еси мне ничтоже[897]; биющу же ми тебе — многими благими исполнил еси!»

ТОЛКОВАНИЕ. Притча являет, яко не ползует[898] человек, чтый лукаваго человека; биющу же его — наипаче ползуется.

125. О ЧЕЛОВЕЦЕ И ПСЕ

Человек некто готовляше вечерю, учреждати[899] хотя некоего от другов своих и домашних. Пес же его иного пса призываше, глаголя: «О друже! прииди, совечеряй со мною вместе».

И пришед пес званый, радуяся стояше, зря готовление великаго пира и вечери,[900] вопия в сердцы своем: «Ох, какова мне радость ныне внезапу явися: накормлюся убо и досыта навечеряюся, яко и заутра никако же не взалчю». Сия в себе псу помышляющу и глаголющу и вкупе покивая ошибию[901], посему поне яко на друга надеяся. Повар же, яко узре сего зде тако хвостом трясущаго, взем сего за выю,[902]

изверже абие вон из окна. Он же упад, отиде, зело вопия.

Некто же от псов на пути сего срете, вопроси: «Како вечерял еси, о друже?» Он же отвещав рече: «От великаго пития на пиру упихся[903] досыта, ниже пути сего видех, откуду изыдох!»

ТОЛКОВАНИЕ. Притча знаменует, яко не подобает надеятися, иже от чюждих благо творити обещевающимся.

126. О РЫБОЛОВЕ И О СВИРЛЕХ[904]

Рыболов сый неискусен рыболовства, взем свирели и сети, изыде на море. И став на некоем камени, вначале убо заигра во свирели, мня, яко к сладкогласию рыбы приидут послушати и внидут в сети.[905] И тако многое время пребысть играя, не улови ничто же.

Посем отложи свирели и, взем сети, вложи в воду и многие рыбы пойма. И изложи я от сети и, яко узре их скачющих на земли, рече: «О злейшая животная! Егда играх, вам в свирели не плясасте; егда же престах играти, сие творите, скачюще!»

ТОЛКОВАНИЕ. Притча ко иже при словесех и времени настоящее и подобающее[906] творящих.

127. О ВОЛОПАСЕ

Волопас, стадо быков пася, погуби телца. И обшед всю пустыню, искаше. И егда ничто же обрести возможе, помолися Зевесу: аще телца вземшаго татя ему покажет, козла на жертву принести обещася.

И пришед в пустыню, обрете лва, снедающаго телца, — пристрашен убо пастырь бысть и зело убояся, вознесе руце свои на небо, рече: «О владыко боже![907]

Обещах ти ся козла на жертву дати, аще татя обрящу. Ныне же быка тебе на жертву обещаю, аще от рук сего убегну!»

ТОЛКОВАНИЕ. Притча к мужем бедствующим, иже, погубивше убо нечто, молятся обрести; обретше же — ищут и молятся*[908] отбежати.

128. О ВРАНЕ БОЛЯЩЕМ

Вран, болезнуя, рече к матери: «Мати, помолися богу и не слези». Она же отвещавши рече: «И кто тебе, о чадо, от богов[909] помилует? У коего убо мяса не украл еси?»

ТОЛКОВАНИЕ. Притча являет, яко иже кто многих врагов в житии имеет, ни единого же друга в нужде обрящет.

129. О КОЗЛЕ И ВОЛКЕ

Козел[910] на некоей храмине стоя и волка пришедшаго увиде, лаяше волка и безчествоваше. Возрев же на него,[911] волк рече: «О сей, не ты мене лаеши и безчествуеши,[912] но место, на нем же стоиши».[913]

ТОЛКОВАНИЕ. Притча являет, яко множицею место и время подает дерзновение на сопротивных

.[914]

130. О КОНИКЕ, СИИРЧЬ О КУЗНЕЧИКЕ, И О МУРАВЛЕХ

Во время осени и зимы пшеницам поспевшим, муравли зимою от трудов своих питахуся.[915] Коники же, гладом умирающе,[916] пищи у муравлей просиша. Муравли же рекоша к ним: «Чесо ради весною[917] не собирали есте пищи?» Они же рекоша: «Недосуг было, ибо, мусикийски играюще, пехом».[918]

Муравли же, возсмеявшеся, рекоша: «Но аще в весненое время пели есте, играюще, ныне же, зимою, согревающеся пляшите».