Том 16 (XVII век, «смеховой мир»)

Потреба же книги сея всякаго сана людем (наипаче же младым) велика, зане[981] о всяких делех всем человеком притчи сея учение подают, како мудро и опасно[982] жити. К тому же зело дивно размышляти, како Всемогущий Господь Бог не точию[983] кийждому животну свое свойство и природу дарова, но в некоторыя от них изрядныя обычаи и нравы насадил есть, которыя безсловесныя[984] не точию человеком в пищу, но и во многия потребы годствуют[985].

Еще же от сих научитися можем, яко, зря на безсловесныя, достоит[986] нам житие свое и нравы злобныя исправляти. Ибо не многия ли видим свирепейших львов и медведев, иныя ж нечистейших свиней, овых[987] же неблагодарнейших псов, иных же гордейших павлин? Не подобает ли таковым сих срамлятися[988]?

Не пременяют ли таковии человецы свое подобообразие Божие в подобно сих безсловесных?[989]

К таковым убо глаголет Иов:[990] «Вопроси четвероног[991] — и рекут ти. И птицы небесныя — и возвестят ти. Повеждь земли — и скажет ти, и поведят рыбы морския. Кто не разуме, яко рука Господня сотвори сия?» Паки

[992] Соломон повелевает ленивому: да идет ко мравию и возревнует[993] пути ея и от нея научится,[994] сия бо в лете себе к зиме пищу уготовляет.

Темже[995], аще[996] оныя безсловесныя кийждо по своему природному свойству Содетеля[997] своего возхваляют и красотою и действием своим Творца своего являют неизглаголанную[998] премудрость, кольми[999] подобает нам, словесным[1000] сущим и надо всеми сими поставленными и многократно красотою оных превосходящим, красоту, благовоние, сладкопение, сладковкушение сих безсловесных, ихже Бог нам покори, употребляя, о всем благотворца нашего о неизреченных его благодеяниих веселящеся хвалити и благодарение возсылати?!

Сего ради во общую пользу, — наипаче младым отроком, иже во дверь сего многомятежнаго вступают жития, — сии притчи в научение и во употребление во всякии случаи составих и, якоже на зрелище, предложих; и да никтоже многим чтением отягчитца, кийждой притчи кратчайшим толкованием оныя изъясних. Сих же прочитая, внемли, изряднейшия яко пчела избирай, да в сердцы твоем мед премудрости собереши, иже во вся находимыя горести жития твоего растворити можеши,[1001]

и труды моя в пользу себе да употребиши.

1. О КОНЕ И ВОЗНИЦЕ[1002]

Некоему коню впряжену бывшу в тяжкий воз, хотя минута блатину[1003], ввалися в ню. Возница же нача коня зело бити.

Конь же много трудився, воза своего не извлече и вознице своему рече: «Како ты немилостив сый! Видиши мя труждаюша о извлечении воза твоего, ты же не престаеши бити мя!»

Он же, сие слышав, лютейше нача бити его.

Сия повесть являет, яко горе рабам, над нимиже мучитель господствует, зане[1004] люди своя в тяжкой работе понуждает[1005] и еще биет!

Сице сотвори Тиверий,[1006] кесарь Римский, над единем от рабов своих, зане некогда прилучившуся[1007] сему в пути пред кесарем ехати, в блатину увязе. Кесарь же, разгневався, рече ему: «Изыди скоро отсюду! Аще ли не изыдеши, люте бити тя повелю и в блатине оставити». — О сем пишет Светоний.

[1008]

2. О ЛЬВЕ И О ЛИСИЦЕ[1009]

Некогда лев от глада велика[1010] сотвори себе[1011] быти недужна и повеле с великим запрещением[1012], да приидут в дом его вси звери совета ради дел великих. Звери же, боящеся заповедь его презрети[1013], во двор его стекошася.

Лисица же, пришед близь двора львова, виде след многих зверей во двор львов пришедших, но ни единаго от изшедших, рече к себе: «Воистинну сии безумни суть вси, яко собрашася тако ко лву. Мню, яко вси погибоша».

Лев же оных зверей всех разтерза и пищу себе надолго уготова.

Тем являя, яко мудрый человек во время потребно[1014] сети сильных может убегнути, в них же простые[1015]

люди себе предают.

Тако сотвори Рудолф, цесарь Римский.[1016] Зане егда вопрошен бысть от князь своих: чесо ради не прииде войною во Итталию,[1017] якоже и протчии цесари и короли, предки его? — отвеща, рече к ним: «Многих цесарей и королей стопы вижу, вшедших во Итталию, ни единаго же вижу с радостию возвращающася». И сказа им притчею, выше изображенною.[1018] — Куспиниан.[1019]

3. О ДРЕВЕСЕХ ДУБЕ И ВЯЗА[1020]

Нача вяз дуба, яко царя древесем, молити, дабы соизволил[1021] ему все древеса, окрест дуба стоящия, посещи, — да удобнейши дуб ветви своя изрядно разширит и красоту свою явно всем окажет. И видя дуб лукавство вязово, рече ему: «Да аще тако сотвориши и древеса окрест мене стоящия посечеши, како аз, во время мразов великих и егда есень и зима хладными ветры мя учнет колебати и от крепких моих кореней опровергати[1022], скрыюся? Вем[1023] твое лукавство, его же ради извергаю[1024] тя от дубравы моея».