Том 4. Стихотворения, 1930-1940

Я часть подробностей отброшу,Не стану ими донимать.     Совместно маленького ПрошуРастили – дед, отец и мать.Растили. Как тогда растилиПо деревушкам детвору?От груди на землю спустили,Ребенок ползал по двору,Потом он на ноги поднялсяИ, в рубашонке до пупа,За Жучкой по двору гонялся,Потом – на улицу тропа.Учила улица – не книжка –Уму и крепкому словцу.Лет в десять был уже парнишкаВо всем помощником отцу,Прел на скамейке сельской школыИ, разобравшись в букваре,Читал священные глаголыВ евангелье и псалтыре.Слеглась в мозгу его окрошкаИз бела, ангелов, чертей,Царя, царицы, их детей.Сам поп сказал однажды: «Прошка

В деревне первый грамотей».Скажу – хотя б скороговоркой, –Что жизнь былая вдоль и вкосьБыла покрыта черствой коркой,Проплесневевшею насквозьДо затхло пахнущего чрева.Но в «пятом» доблестном годуВся корка – барам на беду –Ломаться стала от нагрева.Я эту речь к тому веду,Что над деревней корка тожеБольшие трещины дала:Мужик стал вдумчивей и строжеВникать в российские дела,Не затыкал ушей уж плотно,Ловил рабочую молвуИ вез из города охотно,Хоть было страшно и щекотно,Уже не сказку про Бову.Был рад он книжечке хорошейО светлой жизни, о земле,О мироедской кабале.Такая книжка перед ПрошейРаз оказалась на столе.

Что получилось в результате?Забыв свои тринадцать лет,Сынок безграмотному тятеСтал разъяснять в убогой хате,В чем корень всех крестьянских бед,Сказавши правду, не навет,О дяде собственном, Кондрате,Что он кулак и мироед.Через неделю до КондратаДошел про книжечку слушок.Кондрат, взъярившись до кишок,Охрипнув от густого мата,Грозился «Прошке-сморкачу»:«Ужо его я, супостата,Мне подвернется, проучу!»И до того вошел в горячку,Такую волю дал нутру,Что в кровь избил свою батрачку,Аксинью, Прошину сестру.Другая Прошина сестрица –Не от добра, как говорится, –Тож не росла в родном тепле,Батрача где-то на селе.Все шло в деревне, как обычно:

Бедняк мотался горемычно,А мироед и живоглотСебе наращивал живот;Те, у кого водился скот,Спешили запастись кормами;Встал урожай пред закромамиСтогами свежими, и вот –В разгар уборочных работ –Грозой, военными громамиВзгремел «четырнадцатый год».Не так уж солнышко сияло,Не так синели небеса;Не так зарей кроваво-алойНа травы падала роса;Не так над кровлями избушекВилися белые дымки.На царский фронт, под жерла пушекПошли неволей мужики.Егор… Не долги были сборы:Война, как коршун, сразу – хвать!Пошел Егор, как все Егоры,За что-то с кем-то воевать.Остался Проша с дедом, с маткой.Ей – с поседевшей головой,

Склоненной часто пред лампадкой, –Пришлось не долго быть солдаткой:Письмо из части войсковойЕе сразило вестью краткой.Лукерья сделалась вдовой.Старик Лука походкой шаткойХодил, бродил едва живойИ вскоре помер. Дома, в поле,Стараясь матери помочь,Мужая с каждым днем все боле,Работал Проша день и ночь.Писать о том, что было дальше –Писать о том, что знают все:Воз вековой российской фальшиШел на последнем колесе.Еще ухаб, и возу – крышка,Воз развалился. Дело – пас!Не спас царя Распутин Гришка,Буржуев Керенский не спас:Им красных стрелок передвижкаОбозначала смертный час.Пришел Октябрь. В Стране СоветовГромами Ленинских декретовЗаговорил рабочий класс.