Том 5. Проза 1916-1963

Гайда – чешский офицер, во время восстания белочехов в Сибири прославившийся «усмирениями» русских крестьян и рабочих, расстреливавший их, сгоняя к обрывистым берегам, с расчетом, чтобы неубитые, падая в воду, не смогли отползти и выжить. Гайда, получивший за это чин генерала от «самого» Колчака, не поладил с французским генералом Жанненом, вдохновлявшим на французские деньги выступление чехов. И вот обиженный и оскорбленный забвением его «заслуг» авантюрист прибывает в собственном поезде во Владивосток. Здесь его уязвленному самолюбию открываются широкие перспективы. Розановщина стоит явно на гнилом корню. Американский броненосец сдерживает разыгравшиеся аппетиты японцев. В общем – междувластие, которым можно выгодно воспользоваться, окружив себя к тому же ореолом защитника демократии. И Гайда начинает действовать. Он набирает к себе в конвой офицеров из эсеров, одевает их в защитную чешскую форму. В городе они – чехи; в вагоне Гайды – русские освободители демократии, размечающие по плану стратегические пункты восстания. Не буду упоминать их фамилий. Скажу только, что все они были из тех неудачных геройчиков первой революции, старомодных и мелочно-самовлюбленных, упрямо полагавших, что именно в их руки история кинет раскаленную бомбу революции, которую они сумеют охладить до возможности игры ею в демократическое бильбоке. Большинство из них теперь занялось свободными профессиями, организуя «духовный фронт», поддерживая на нем всевозможные авантюры, трогательно объединяя богоискателей с имажинистами – одним словом, устраивая, как и везде, невообразимую мешанину, к сожалению часто состоящую из человеческой крови и мяса. Из них следует выделить действительно яркую фигуру доктора Григорьева, наравне с ними заблуждавшегося, но неравно заплатившего за свои заблуждения. О трагическом его конце будет сказано дальше.

Как я уже упомянул, живые силы повстанцев состояли главным образом из грузчиков порта, в большинстве – участников германской войны, сильных, выносливых, озлобленных безработицей до отчаяния. Районом восстания был вокзал, находящийся во Владивостоке в самом центре порта. Грузчики почти все жили близко к вокзалу, и поэтому их легко было собрать там в любой момент. Оружие: винтовки и ручные гранаты – в изобилии выдавались из поезда Гайды. Бесконечные ряды товарных вагонов на запасных путях создавали импровизированный форт. Отсюда предполагалось повести наступление на главную улицу города – Светланскую, захватить правительственные здания, загнать розановцев в японский штаб.

Конечно, этот план в подробнейших деталях его был прежде всего известен японцам. И, конечно, они были главными, хотя, быть может, и неведомыми статистам, режиссерами. Им нужно было еще раз демонстрировать «русские беспорядки», чтобы затем уже надолго взять на себя роль умиротворителей.

И потому, когда заухала пушка «гочкиса», целя как раз в те пункты, где собирались повстанцы, – стала тоскливо ясна вся бесцельность совершающегося. Мне лично пришлось попасть в эту ночь как раз в район сражения: я ночевал у знакомых в вокзальном приемном покое, помещавшемся на проходном дворе между самым вокзалом и виадуком, повисшим над путями, по главной улице. Между этим виадуком и вокзалом шла бойня. Бойня, ибо сражением назвать это никак было нельзя: около тысячи залегших под вагонами грузчиков целую ночь выбивали броневиком с путей и пулеметами с виадука. Японские цепи заняли выходы с вокзала и улицы, прилегающие к порту. Уйти из мышеловки нельзя было никому. Я видел белые фигуры, сбросившие с себя одежду, прибегавшие к дежурной фельдшерице приемного покоя, умоляя ее положить их под видом больных на койки. Пока можно было – клали. Затем пошли раненые. Вспоминаю одного с простреленным горлом, каким-то нечеловеческим усилием приползшего к покою и притащившего на себе свои четыре гранаты. Его раздели, забинтовали, а гранаты зарыли в землю.

«Гочкис» продолжал свою зловещую работу. С японского крейсера назойливо, нагло щупал вокзал прожектор. С вокзала вспыхивало время от времени жалобно-отчаянное «ура»: это повстанцы пытались атаковать бронепоезд. Но из мрака вышныривали японцы со штыками наперевес. Залегли цепями и расстреливали атакующих с фланга. Молча, тихонько, скоро. Потом исчезали снова во мраке.