Тонкий лед

На фоне этой мирной жизни область войны, куда ехал отряд, казалась Альвдис чем-то нереальным. И лишь на третий день пути она начала замечать действительные ее признаки. В городе, названия которого Альвдис не запомнила, и где остановились лишь пообедать и узнать последние новости, встречалось уже гораздо больше солдат и нищих калек, чем в Йевере. За соседним столом ела и пила большая компания наемников; к ним-то и пошли за новостями Мейнард и Флавьен, велев северянам не вмешиваться. Впрочем, Рэв отличался хотя бы некоторым благоразумием и подчинялся приказам господина беспрекословно, а остальные слушались Рэва. Кривой Ашиль, который был суров со своими воинами, но чрезвычайно стеснителен с женщинами, чтобы скрасить госпоже ожидание, сходил к хозяину трактира и принес для Альвдис фрукты и сыр, который хитрый хозяин явно приберегал для лучших клиентов. Пока Альвдис наслаждалась неожиданным угощением, вернулись и Мейнард с Флавьеном.

— Мы поступили правильно, не повернув на Франкфурт, — сказал Чужеземец, усаживаясь рядом с Альвдис и утаскивая у нее кусок сыра. — Короля Людовика там уже нет: он вместе с войском движется на запад, видимо, чтобы соединиться с Карлом — если они договорятся, конечно. Никогда не знаешь, кто с кем поссорится в последний момент… Мы догоним их, если будем ехать так же быстро, как сейчас.

— Лошади выдержат? — спросил Флавьен; Рэв фыркнул, уловив суть вопроса.

— Это лучшие лошади Бейнира, франк! Они выдержат не только быструю многодневную скачку, но и сражение после, если понадобится!

— Выдержат, — перевел для Флавьена Мейнард, а Рэву сказал: — Я не собираюсь ввязываться в сражения, запомни это. Да и тебе, и нашим людям от того какой прок? За франков вы биться уж точно не будете, а у нас так повелось — свои дерутся со своими, чтобы как следует поделить землю. Да и то, достается она не простым людям, а королям… Помни, что я тебе говорил, Рэв: мы едем ненадолго, дабы я мог спокойно жить дальше на своей аурландской земле и надоедать вам ещё много лет. А сражаться ты в походах будешь, если тебя в них потянет.

— Что ж, «дракону» простаивать, что ли? — буркнул Рэв, продолжая давний разговор. — Негоже это, когда боевой корабль гниет на берегу!

— Ну, так я тебе и не запрещаю его по волнам водить. Но сначала надо возвратиться. Помни крепко: задеретесь с кем-нибудь из королевской свиты, я вас лично поубиваю. А я это делать умею, ты знаешь.

— Знаю, — кивнул Рэв, — хоть мы сильнее тех воинов Хродвальда, которых ты так легко уложил, все равно знаю!

— Рэв, — мягко сказала Альвдис, увидев, как Мейнард поморщился, — если даже сложно будет, придется перетерпеть. Не ссорьтесь с франками, думайте, что они недостойны того, чтобы с вами сражаться. Хотя, конечно, это не так. Всюду много храбрых воинов.

— Храбрый и глупый — большая разница, — возразил Мейнард. — Храбрый применяет свои умения там, где они уместны, а глупый — где попало. Потому я и прошу не глупить.

Такие разговоры были, конечно, не зазря: задиристые северяне соскучились по грабежам и хорошей добыче, по плаваниям на боевом «драконе», и вместо этого ехали сейчас к непонятно какому королю, и даже там рубки не намечалось. Вернее, намечалась, но не своя. Мейнард сдерживал их, как мог. Он отобрал в эту поездку самых, на его взгляд, благоразумных воинов, и пока они оправдывали его ожидания.

Альвдис нравилось путешествие, хотя приходилось ехать много и быстро, и место для ночевки не всегда удавалось подыскать хорошее. Самое неприятное — это спать в полях под открытым небом, когда идет дождь, однако Мейнард позаботился, чтобы его жена чувствовала себя как можно уютней. Он беспокоился о ней трогательно и немного неловко, как сильный человек, который никогда раньше этого не делал, а теперь может и хочет так поступать, но немного стесняется своей заботы. И Альвдис помогала ему, в свою очередь, заботясь о нем. Воины смотрели с завистью. Далеко не у всех у них имелись жены, а уж вояки из бывшего отряда Мейнарда и вовсе о супружестве не помышляли. Какой там дом и семья, если мотаешься по свету годами и каждый день рискуешь своей шкурой, чтобы защитить короля, щедрого на награду?

На десятый день близость движущейся армии стала очевидной: к войску стягивались обозы с продовольствием, тут и там сновали вооруженные до зубов отряды, и, когда на пеструю компанию Мейнарда стали посматривать с подозрением и задавать вопросы, Флавьен извлек из седельной сумы флаг и водрузил его на древко копья. На темно-золотом поле алая ящерица (Альвдис объяснили, что так изображается саламандра, дух огня) сидела, словно изготовившись к прыжку; три языка пламени вырывались из ее пасти.

— Это герб Мейнарда де Брюйера, — объяснил Флавьен Альвдис, тщательно выговаривая франкские слова, чтоб она его поняла. Блондину нравилось, что северянка старается выучить язык мужа, и он исправно Альвдис помогал. — Теперь поедем под ним.

— Ты и флаг захватил, — кисло заметил Мейнард. — Почему не сказал?