Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015

Чем близок этот фильм на Западе? Как писал Роберт Болт, его сценарист, фильм прекрасный любовной историей, которая вытекает из революции, а не перетекает в неё, как было бы в России. В России все восходят от частного к общему, а Пастернак идёт наоборот — от общего к частному, к частной судьбе как вершине истории. Поэтому мне кажется, что фильм американский — он наивный, но милый. И там это полное поле нарциссов, и эта семиглавая усадьба, и этот лейтмотив: «Это балалайка твоей матери, она на ней играла». Так и видишь русскую дворянку, которая любит наигрывать на балалайке «Очи чёрные». И в финале, кстати, эта балалайка же возникает за плечами Таньки Безочередёвой. Да нет, ну что там говорить? Классный фильм. Дэвид Лин — великий режиссёр абсолютно. Кстати, он сначала-то в прокате провалился, а потом 200 миллионов-таки собрал. Это такой лонгселлер. Мне очень нравится фильм Лина, я бесконечно его пересматриваю, все эти три часа. Неплохой итальянский фильм, конечно. Там очень красивая Лара [Антипова] — Кира Найтли. Но что вы, ребята, ни говорите, а то, что сделал Прошкин — это действительно искусство. Пастернак был бы, мне кажется, в восторге.

«Как вы относитесь к творчеству братьев Ибрагимбековых и Анара?» Я очень люблю Ибрагимбековых. И у Максуда есть прекрасная повесть «За всё хорошее — смерть» («И не было лучше брата» — хорошая вещь), и у Рустама гениальные сценарии, по-моему. Анара я мало читал, но повесть «Контакт» принадлежит к числу лучших образцов советской фантастики. Почитайте. Она, по-моему, есть в сети. «Контакт» — повесть, кажется, 1979 года. Очень страшная. Хорошая история! Действительно такая история безумия. Нет, Анар — большой молодец.

«Как отражена тема лишнего человека в американской прозе XX века?» Хемингуэй — пожалуйста. Только американский лишний человек — это не самый слабый, как часто бывает у нас, и не самый нудный, а самый сильный. Вот [Гарри] Морган, отчасти Ник Адамс в его ранних рассказах. Отчасти, может быть, «По ком звонит колокол», там они все более или менее лишние, хотя это здорово. Да и старик Сантьяго — тоже лишний человек. Больше всего это у Хемингуэя. Отчасти это, наверное, Боб Слокум в очень хорошем романе [Джозефа] Хеллера «Что-то случилось», но он не лишний, а это своеобразная эволюция маленького человека. Главный у нас специалист по лишнему человеку — это, конечно Хемингуэй.

«Вы любите повторять, что «Обломов» — скучный роман. Не кажется ли вам, что самое занудное там — это совместная жизнь Оли и Штольца, а не лежание на диване или сон?» Глубокая мысль. Лежание на диване — там очень насыщенное занятие. Многие спрашивают, буддистский ли это миф. Да, наверное, буддистский, только Гончаров об этом не знал.

«Вслед лекции о «Мастере и Маргарите»: зачем в романе Гелла?» Хороший вопрос. Мы сейчас как раз разговаривали с друзьями о понятии «кластер», которое ввёл Жолковский, или как он называет это — «мотивный комплекс». Почему-то в свите Сатаны должна быть женщина. Ну, как в свите Штирлица (Штирлиц — это такой тоже своеобразный извод Бендера и Воланда, об этом у меня сейчас большая статья выйдет в «Новой Газете») радистка Кэт совершенно необходима. Кэт — это такая Гелла своего рода. Женщина нужна в свите героя, точнее — в свите антигероя, в свите пограничного героя. Да, наверное, нужна. Гелла необходима потому, что за ней стоит очень богатая мифологическая традиция. Но Гелла ещё нужна и потому, что чем больше в романе будет голого тела, тем больше, тем сильнее он должен был подействовать на своего главного и единственного читателя. Так мне кажется.

«Возможно ли в наше время существование человека, являющегося моральным авторитетом, — а то! — для всего народа или хотя бы для большей его части?» Да, конечно. Только авторитет этого человека будет определяться не его мировоззрением, не его взглядами, а его страданиями, его опытом, может быть его деньгами или их отсутствием — то есть биографическими факторами в большей степени, чем философскими.

Да и потом, у нас есть такой человек для 86 процентов, он для них безусловный моральных авторитет. Просто в чём проблема? Во-первых, их не 86 этих процентов. А во-вторых, их отношение к моральному авторитету (и вот что мне очень горько) — это отношение скорее пофигистическое, иррациональное, безразличное, умеренно одобрительное: «Вот пока он нам нравится — он нам нравится. А сделает что-нибудь не так — и мы сразу передуем», — оно во многом определено его статусом.