Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2015

Я думал об этом. Почему она комфортна? Почему всегда в России самой плодотворной ситуацией, начиная с Серебряного века, становится ситуация застоя? Ведь Серебряный век — это был застой; такая перегретая теплица, в которой были, конечно, свои идеологи и теоретики, такие как авторы сборника «Вехи» — наверное, одной из самых позорных книг в истории русской публицистики. Ну, бог с ней, мы сейчас не об этом. Книга, в отрицательном отношении к которой сходились и Ленин, и Мережковский, которых трудно было на чём-то примирить. В политическом отношении — да, это полные вехи, это такое капитулянтство. Но, кстати, не будем забывать, что «Вехи» в большинстве своём написаны раскаявшимся свободолюбцами и даже частично бывшими марксистами, как Струве.

Но тут интересно другое. Интересно то, что людям почему-то сейчас (особенно сейчас) очень приятна ситуация, когда они подхихикивают в кулак, а сами при этом голосуют правильным образом или, более того, дают предсказуемые ответы; или когда они лицемерят в школе, повторяя то, что от них требуют. И учителя, когда они тоже как бы подмигивают учащимся. Я знаю много таких учителей, которые подмигивают. Это ещё у Ницше было описано. Помните, да? Там говорят «умные и подмигивают», что почему-то переведено как «…и моргают». Ну, глупость какая-то ужасная! Это именно подмигивание. Все друг другу подмигивают.

У меня как раз есть ощущение, что эта комфортность — она какая-то дурная, гниловатая. И мне не очень нравится, что всё протестное движение происходит главным образом в отдельно взятых головах. Но, с другой стороны, а может быть, это такой русской modus vivendi? Может быть, это такой русский навык сопротивления? Просто на что способно такое гнилое общество? Способно ли оно что-то построить? Способно ли он себя защитить? Если оно всё понимает и подмигивает…

Ну, слушайте, всё-таки в тридцатые годы до такого не доходило. В тридцатые годы была искренняя паранойя. И то, для того чтобы страну привести в чувства, понадобились катастрофические неудачи первого года войны, первых полутора лет войны. Я не представляю, какого масштаба должен быть шок в сегодняшней России, чтобы люди перестали подмигивать, чтобы их слова перестали расходиться с делами. С одной стороны, такая ситуация, да, креативна, да, комфортна, да, очень хорошая, может быть, для искусства. Но для развития такая ситуация, простите, абсолютно тупиковая.

«Существует ли реальный Пелевин, или это «бригада специалистов»?» Ещё как существует.

«Торнтон Уайлдер, по-моему, большой демагог, но тогда почему «Мартовские иды» доставляют такое удовольствие? Может быть, дело в форме?»

Ну почему же он демагог? Я думаю, демагогическая вещь только одна — «День восьмой». И то, там демагогия вся в репликах нескольких персонажей, а сама история очень интересная, особенно когда узнаёшь, что на самом деле случилось с героем. Мне кажется, что и «Мост короля Людовика Святого», и «Теофил Норт» — это прекрасные произведения. И «Наш городок» — замечательная пьеса. Нет, он хороший писатель. Только у него, понимаете, температура 36,6 всё время — он очень нормальный и очень здоровый человек. «Мартовские иды» из его книг, наверное, самая напряжённая и драматичная, поскольку наиболее автобиографичная (всё-таки, конечно, Цезарь — это автопортрет).

Но видите ли, в чём штука? Я могу сказать, почему вам эта книга так приятна. Не в форме дело. Это единственная его книга, в которой есть живой герой. Вот Цезарь там очень живой. Катулл — не очень, Клодия Пульхра — не очень живая (они всё-таки взяты из истории), а вот Цезарь живой. Все эти письма Клеопатре после того, как он обнаружил её измену, — ох, ребята, это хорошо сделано! Немножко, конечно, этот Цезарь позаимствован из Шоу, из «Цезаря и Клеопатры». А про Шоу Лев Толстой говорил, как известно: «He has more brains than good for him» [«У него больше мозгов, чем ему надо»], — цитируя самого Шоу.

Уайлдер тоже немножко слишком мозговой, но в известном возрасте «Мартовские иды» — это самый точный роман. Это роман, когда вы вдруг понимаете, что все ваши совершенства напрасны, что все ваши добродетели бессмысленны, что женщина, которую вы любите, останется лживой кошкой, что весь ваш талант не принесёт вам счастья, что не надо ждать награды от мира, что награда ваша только в вас, — и тогда вы начнёте читать «Мартовские иды» совсем другими глазами.

Если я правильно понимаю… А, нет, ещё полторы минуты у нас есть, и это очень хорошо.

«Прочитал книгу папы Бенедикта XVI «Иисус из Назарета». Из неё прямо следует, что он отрекаться просто не имел права. Так почему это произошло? Не поражение ли это католичества вообще?»