Треть жизни мы спим

На машине они проезжали деревушки, разрезанные пополам дорогой, со старыми деревянными домами и дымившими трубами, похожими точь-в-точь на деревушки прошлого и позапрошлого веков, словно время остановилось и никуда не идет. Все кривилось тут набок, будто разбитое радикулитом, завалившиеся заборы, покосившиеся дома, кренившиеся кто влево, кто вправо, словно подвыпившие, сараи, фонари, телевизионные антенны, деревья, вбитые в землю палки с протянутыми веревками, на которых сушилось белье, ничего не стояло прямо, все было наперекосяк, и даже жители, которые иногда встречались вдоль шоссе, тоже были согнуты, кто вперед, словно прожитые годы висели на спине тяжелым мешком, кто набок, как покривившийся путевой столб. В россии живут так, словно завтра умирать, подумал он и хотел сказать об этом ей, но она спала, крепко пристегнутая ремнем безопасности, чтобы не свалилась и не расшиблась во сне. Он вез ее в психоневрологический интернат, так официально назывался этот дом престарелых, где доживали свой век старики и психические больные, чаще с врожденной отсталостью, о котором узнал от старушки, кормившей воробьев, та качала головой и говорила, что никогда бы не согласилась отправиться в такое место, но он ничего лучше не смог придумать, а ей нужна была медицинская помощь, не для того, чтобы продлить ей жизнь, чудес не бывает, а чтобы облегчить смерть, пожалуй, это последнее, что он мог для нее сделать.

Интернат находился за высокой стеной, сколоченной из потемневших от времени и сырости досок, над которой тянулась колючая проволока, бог знает зачем, видимо, просто для порядка или по привычке, ведь те, кто жил с той стороны стены, не могли бы сбежать, пусть бы стены и вовсе не было, а те, кто с этой стороны, по своей воле туда не захотели бы, даже если давно сошли с ума. Ворота долго не открывали, пока наконец не вышел охранник, крикнувший, какого черта вам нужно. Я привез свою жену, выйдя из машины, кивнул он на спящую на заднем сиденье, откройте нам. Охранник заглянул в машину и, кивнув, скрылся в своей сторожке, а через минуту, заскрежетав, створки ворот тихо поползли в разные стороны, распахиваясь перед ними. Как райские врата, сплюнул он под ноги и, вернувшись в машину, осторожно толкнул ее в плечо, открывай глаза, милая, приехали, вот и последний пункт нашего назначения, но она, не проснувшись, только неразборчиво пробормотала что-то сквозь сон. Старинное, лупившееся потрескавшейся штукатуркой здание интерната было окружено большим, довольно запущенным парком, со скамейками, гипсовыми статуями и клумбами, где еще оставались засохшие цветы, и парк мог бы быть похож на самый обычный, если бы не был разбит на клетушки, закрывающиеся на замки. В одной из них гуляли пациенты, все в одинаковой одежде, как в тюрьме, и, завидев машину, спешили к решетке, чтобы разглядеть, кто же это приехал, ведь гости здесь бывали нечасто. Главный вход, с обшарпанными колоннами и обвалившимся куском стены, был прегражден двумя старыми стульями, между которыми болталась веревка с прикрепленным указателем, отправлявшим к другому входу, когда-то, в бытность усадьбы усадьбой, служившему для подвоза дров и угля. Мне подождать, спросил таксист, когда он платил по счетчику, могу подремать пока в машине, а то вам отсюда будет трудно выбраться. Но он покачал головой, спасибо, не нужно, я не уверен, сколько времени здесь пробуду, а про себя добавил, что она здесь навсегда и он, кто знает, возможно, тоже.