Не могу с уверенностью сказать, оказала ли на меня влияние мать, заронившая в мою голову мысль о сцене, но каким-то образом эта идея жила во мне уже задолго до того, как меня впервые привели в театр. Я обожала отца, всегда с нетерпением ожидала его возвращения и осаждала вопросами о театре. Его рассказы всегда были чрезвычайно живыми: повествуя о различных событиях, он обычно изображал их, открывая передо мной другой мир, такой же сверкающий, как тот, что я видела через разноцветные стеклышки турецкого павильона. Даже интриги и тревоги казались мне всего лишь оборотной стороной его очарования и не внушали мне отвращения».
Ну а трудности не замедлили появиться. Когда решение было принято и сама Тамара доказала родителем, что должна идти в балет, несмотря ни на что, началась подготовка к поступлению в училище.
Вновь обратимся к воспоминаниям Тамары Карсавиной:
«Зимой 1893 года мама предприняла первые шаги к осуществлению своего плана — сделать из меня танцовщицу. Она договорилась с бывшей танцовщицей госпожой Жуковой, что та будет давать мне уроки. Тетя Вера, как мы ее называли, считалась другом семьи и о плате за уроки не было и речи. В благодарность мама делала ей подарки к Рождеству и именинам. Вручению подарка предшествовала небольшая церемония. Задолго до события я заучивала выбранные мамой стихи, более или менее подходящие к случаю. Мама обычно вставляла в стихи имя тети Веры, даже если от этого страдала рифма, и ежедневно заставляла меня декламировать их, исправляя мою дикцию. В день представления наряженная в свое лучшее платье и немного смущенная, я представала перед тетей Верой, робко дожидалась удобного момента, чтобы прочесть свое посвящение, а закончив, испытывала огромное облегчение».
Нелегки годы учебы. Но и они проходят.
В 1902 году выпуск и назначение в кордебалет Мариинского театра, а уже 1 мая 1904 года состоится перевод в разряд вторых танцовщиц. Затем три года упорной работы, и 1 сентября 1907 года, наконец, она танцовщица 1-го разряда.
Ну а во время зарубежных гастролей с труппой Дягилева пришло важное сообщение. Тамара Карсавина писала:
«В 1910 году я получила звание примы-балерины, и дирекция предложила мне подписать контракт, что было необычно — с постоянными актерами труппы контракты никогда не заключались. Мне так объяснили подобные действия дирекции: количество проработанных мною в театре лет еще не давало мне права на высокое жалованье, но в бюджете театра существовал особый фонд, позволявший устанавливать более высокие оклады артистам, приглашенным на гастроли».
Впрочем, она показала себя уже на первых выступлениях и вскоре стала получать сольные номера. Это было сложное время для молодых. Все затмевали такие звезды, как Кшесинская, как Павлова…
И ей довелось начинать с танцев с Павловой…
Карсавина вспоминала:
«Мариинский театр неизменно открывал сезон патриотической оперой „Жизнь за царя“. Балетные спектакли начинались в первое воскресенье сентября. Труппа собиралась недели за две до открытия сезона. Этот первый сбор больше напоминал смотр войск — мы докладывали режиссеру о своем прибытии, возвращались домой и ждали вызова на репетиции. Извещали актеров пятеро состоящих в штате рассыльных. Они обычно разносили приказы пешком — каждый в определенном районе. Значительно позже в репетиционном зале установили телефон. В своем первом спектакле я танцевала с солистками: Павловой, Седовой и Трефиловой, без пяти минут балеринами. Мне удалось избежать периода скучной, однообразной работы, через который вынуждено проходить большинство танцовщиц, прежде чем достичь какого-то положения: с самого начала я попала в число избранных. Моя карьера началась при благоприятных обстоятельствах. Политика нового директора способствовала продвижению молодежи — он всячески поощрял и поддерживал тех, кто подавал хотя бы малейшую надежду. В первый год мы с Лидией шли вровень. Нам часто давали одни и те же роли, а в некоторых балетах специально вводили танцы, где мы могли выступить вместе, чтобы подчеркнуть контраст наших индивидуальностей. Каждая из нас приобрела восторженных почитателей. Когда мы вместе появлялись на сцене, оба лагеря объединялись и устраивали нам бурную овацию, и это порой вызывало недовольство наших старших коллег».
Словом, пороки человеческие не были чужды танцовщицам. Зависть свела свое гнездо в труппе Мариинки. Успехи же Карсавиной не просто раздражали. Танцовщицы, «засидевшиеся» в кордебалете, понимали, что и на этот раз не им суждено перейти в более высокий разряд и заслужить сольные роли.
По поводу первой главной роли в одноактном балете «Пробуждение Флоры» балетный критик Константин Аполлонович Скальковский (1843–1906), автор книг и статей о балете, выступавший иногда под псевдонимом «Балетоман», так отозвался о первом исполнении ею главной роли: