Тем вечером они остановились на ночлег возле уходящей в землю скалы с черными прожилками.
На востоке высился лес, темный и пугающий; даже с такого расстояния видно было, какой он густой и грозный.
Едущий впереди отряд не пытался войти в лес; вместо этого они сменили курс и разбили лагерь на опушке. Прятать свою стоянку они даже не пытались, судя по тому, как ярко горел их костер.
Сокол в последний раз поднялся в темнеющее небо и закружил над лагерем незнакомцев. Вернувшись, птица поспешила доложить об увиденном сокольнику. Тот слушал; он и сам теперь был темным пятном – Тирте с трудом удавалось разглядеть его в темноте.
– Один из их отряда уехал, – сообщил сокольник, когда птица завершила доклад. – Воин Ветра считает, что он отправился в лес. Это таит в себе опасность. Возможно, он поехал договариваться с лесными обитателями о безопасном проезде.
Тирта с горечью подумала, что они этого сделать не могут. А может, чужак отправился, чтобы устроить засаду, которая, по мнению Тирты, вполне могла их поджидать? Девушка понурилась. Несомненно, она должна двигаться дальше. Но почему она должна тащить с собой еще и этих двоих? Ей что, мало испытаний без этого?
Молчание нарушил Алон – после того, как сокольник перевел сообщение птицы.
– Ты говорила, – обратился он к Тирте, – что через лес к твоему Ястребиному Утесу идет какая-то заброшенная дорога. Значит, когда-то по ней было безопасно ездить людям. Неужели у Древней расы не было своих стражей, и не только людей?
– Если стражи когда-то и существовали, они ничем не помогли в День изгнания, – отозвалась Тирта. Ее терзало смутное ощущение, что она столкнулась с невозможным и надежды на лучшее нет. – Ястребиный Утес тогда пал, и это случилось много лет назад. Какие бы стражи ни охраняли мой клан, они давным-давно мертвы, с ними покончено.
К ее удивлению, сокольник медленно проговорил:
– Тут ведь как… Гнездо уничтожило лишь падение самих гор, ибо у нас была охрана, превосходящая любых людей с мечами и дротиками. Но… – Его силуэт шевельнулся. Тирте показалось, будто мужчина протянул руку, и она услышала негромкий шорох. Возможно, это воин Ветра уселся на свой излюбленный насест – металлическую лапу. – Что-то из того, чем мы обладали, сохранилось. Иначе пернатый брат не пришел бы ко мне. Его родня помнила нас все эти годы. Не торопись отказаться от идеи нашего маленького брата. Возможно, еще сохранилось нечто такое, что отзовется на твою кровь, как отозвался мне воин Ветра.
Тирта горько рассмеялась:
– Там нечему помогать, и всё против меня. Я говорю «меня», потому что не допущу, чтобы ваша смерть была на моей совести, ибо я могу привести вас к тому, что хуже смерти от стали. Алон уже испытал на себе, на что способен этот Герик. Никто из нас не умеет защищаться при помощи ритуалов или обращения к Силе. Это скверный лес. А то, что поджидает за ним, – еще хуже.
Ее невидимые в темноте пальцы изобразили несколько древних знаков против злой судьбы. Некоторые из этих знаков она знала всегда, другие изучила с трудом, но в них не было Силы. Будь она такой, как Яхне, может, ей и удалось бы одолеть Тьму. Но она – не Мудрая, и уж точно не колдунья.
– Думать о поражении – все равно что призывать его. – Не будь голос Алона таким тонким, в темноте могло бы показаться, что это говорит мужчина. – Тебя бы не призвали сюда, не будь у тебя шанса на успех.
– А что, – парировала сквозь зубы Тирта, – если меня привели сюда ради каких-то целей Тьмы? Например, ради жертвоприношения? Я не могу поклясться, что это не так. В Карстене всегда имелись Силы, ненавидевшие мой народ и боявшиеся нас. В прошлом некоторые из них объединились с кольдерами. Возможно, сейчас они заключили сделку с другой Силой.
Уныние окутало ее, словно облако. Никогда еще ее вера в будущее не была столь мала. Прежде необходимость поисков поддерживала ее во множестве испытаний, и она не ощущала такого отчаяния и беспомощности, как сейчас.
Чьи-то пальцы перехватили ее движущиеся руки и крепко, отчаянно сжали.
– Мастер меча! – Голос Алона прозвучал резко, словно призыв к бою. – Твой меч! Ее пытается поглотить какая-то Тень!
Тирта попыталась избавиться от хватки мальчика. Он… они должны уйти, оставить ее, немедленно! Это стремление заполонило ее, словно волна Тьмы. Никогда прежде девушка не испытывала ничего подобного. Это было не то ледяное Зло, что нанесло удар по ней во время дальновидения. Скорее, эта волна казалась частью ее самой; ее породили собственные страхи и сомнения, все разочарования, невзгоды и опасности, с которыми ей довелось столкнуться. Волна накатила и захлестнула девушку; во рту у нее появился кислый привкус, а мысли сделались бессвязными. Ей хотелось лишь одного: освободиться от этого другого «я» и обрести покой, отныне и во веки веков, и никогда больше не бороться.
Сквозь этот ужасающий туман она ощутила боль – не эту новую и пугающую боль тела и внутренней сущности, а обычную, физическую. Тирта изо всех сил пыталась вырваться, стать собой.