Труп в библиотеке. Отравленное перо. Пять поросят. Час зеро

Комната, куда его привели, оказалась небольшой. Главная гостиная была на втором этаже. А это была личная гостиная хозяйки дома, которая стояла у камина, когда ей доложили о приходе Пуаро.

Она умерла молодой… — вдруг откуда-то всплыло в его памяти.

Мысленно повторяя эти слова, он смотрел на Эльзу Диттишем, которая когда-то была Эльзой Грир.

Он никогда не узнал бы в ней девушку с картины, которую показал ему Мередит Блейк. Там она была воплощением юности, страсти, энергии. Здесь же от юности не осталось и следа, да и была ли она вообще? Зато теперь он увидел то, чего не увидел в картине Крейла: Эльза была красивой женщиной. Да, навстречу ему шла настоящая красавица. И, разумеется, еще довольно молодая. Сколько ей? Не больше тридцати шести, ведь тогда ей было всего двадцать. Темные волосы безупречно уложены на идеальной головке, черты лица почти классические, ни грамма лишней косметики.

Ему вдруг стало не по себе. Наверное, он вспомнил рассуждения старого мистера Джонатана о Джульетте… Нет ни малейшего сходства, да и можно ли представить себе Джульетту, не отправившуюся вслед за своим Ромео?.. Разве самая суть Джульетты не в том, что ей суждено было умереть юной? Эльза Грир осталась жива…

Ее голос звучал ровно, даже монотонно:

— Я так заинтригована, мосье Пуаро. Присаживайтесь, пожалуйста. Так чем могу быть вам полезна?

«Совсем даже не заинтригована, — подумал он. — Ее ничто уже не может заинтриговать».

Большие серые глаза, похожие на мертвые озера.

Пуаро в очередной раз прикинулся экстравагантным иностранцем.

— Я в замешательстве, мадам, в полнейшем замешательстве! — воскликнул он.

— Почему?

— Потому что я понял, что это… этот разговор о пусть давней, но трагедии может оказаться для вас исключительно болезненным!

Ее, похоже, позабавили его опасения. Да, именно позабавили. Она явно смеялась над его сентиментальностью.

— Наверное, это мой муж вас надоумил? Он ведь встретил вас, когда вы приехали? Он ничего не понимает. И никогда не понимал. Я вовсе не такая чувствительная, какой он меня представляет. — Она с трудом сдержала улыбку. — Мой отец был простым рабочим, но сумел выйти в люди и скопить состояние. Для этого нужно было быть толстокожим. Я такая же.

«Что правда, то правда, — подумал Пуаро. — Иначе как она могла поселиться в доме Кэролайн Крейл».

— Так чем же я могу вам помочь? — повторила леди Диттишем.

— Вы уверены, мадам, что воспоминания о прошлом не причинят вам боли?

На секунду она задумалась, и Пуаро вдруг пришло в голову, что леди Диттишем — человек искренний. Она способна солгать, но только по необходимости, а не ради красного словца.

— Нет, больно не будет, — медленно произнесла леди Диттишем. — Знаете, я бы даже хотела испытать боль.

— Но почему?

— Так глупо и бессмысленно — никогда ничего не чувствовать… — с досадой ответила она.

И снова Эркюль Пуаро подумал: «Да, Эльза Грир умерла…»

А вслух сказал:

— В таком случае, леди Диттишем, мне будет очень трудно…

— Что именно вас интересует? — улыбнулась она.

— У вас хорошая память, мадам?

— Да вроде не жалуюсь.

— И вы не боитесь, что некоторые вопросы о той трагедии окажутся слишком для вас мучительными?

— Ничуть. Боль испытываешь только в тот момент, когда ее причиняют.

— Да, я знаю, некоторые люди мыслят именно так.

— А Эдвард — мой муж — совершенно не способен этого понять, — сказала леди Диттишем. — Он убежден, что судебный процесс был для меня тяжким испытанием.

— А разве нет?

— Нет, я даже получила от этого удовольствие, — ответила Эльза Диттишем, и в ее голосе слышался отзвук испытанного когда-то удовлетворения. — Господи, чего только не делал со мной этот негодяй Деплич! — продолжала она. — Сущий дьявол! Но мне нравилось противостоять ему. Он так и не сумел со мной справиться.

Она с улыбкой посмотрела на Пуаро.

— Надеюсь, я не разрушила ваших иллюзий? Двадцатилетняя девчонка, я должна была бы умереть со стыда. Как бы не так! Мне было наплевать на то, что обо мне говорили. Я хотела только одного.

— Чего же именно?

— Чтобы ее повесили, разумеется, — ответила Эльза Диттишем.

Он обратил внимание на ее руки — красивые, но с длинными острыми ногтями. Руки хищницы.

— Считаете меня мстительной? Да, я готова мстить за обиду. Та женщина была гнусной гадиной. Она убила его только потому, что он собирался ее бросить, убила потому, что он любил меня. Не хотела, чтобы он достался мне.

Она посмотрела Пуаро в глаза.

— Вам не кажется, что она вела себя недостойно для леди?

— Но ведь существует ревность, неужели вы не испытываете сочувствия к тем, кто ею одержим?

— Нет, не испытываю. Если игра проиграна, значит проиграна. Не можешь удержать мужа, отпусти его на все четыре стороны. Я по натуре не собственница.

— Может, вы бы поняли эту женщину, если бы стали женой Крейла.