– Господу нашему все надобно, – наставительно поправил неофита Серафим Саровский. – А тебе, чадо, не лишне будет знать, что донцы до сих пор чтут почившего в Бозе Государя Императора Александра Благословенного. Третьего дня был у меня атаман войска Донского Дмитрий Ефимович Кутейников и просил благословить наследника Его Императорского Высочества, великого князя Александра Николаевича Атаманом всех казачьих войск, а в том числе и главного – Донского.
– А как же сам Кутейников?
– Атаман был назначен шефом Атаманского полка, – пояснил старец. – Но он доволен таким положением, поскольку войсками империи должен править один атаман.
– Значит, племянник мой стал атаманом?
– Да, и я послал ему свое благословение, – подтвердил Серафим Саровский. – Но Кутейников рассказал также, какие почести донцы оказывали почившему Государю Императору. У гроба его держали караул лейб-казаки и атаманцы. Лейб-казаки сопровождали тело своего Государя до самого Петербурга.
Донцы во время войны много раз общались с Государем Императором, и весть о его кончине быстро пронеслась по Тихому Дону. Уже тогда сложилась у казаков песня-сказание об Александре Благословенном. Я попросил, чтобы мне сделали список текста. Вот он, – старец открыл небольшой сундучок, где хранились бумаги, и достал оттуда пергаментный свиток. – Видишь, какой список мне сделали! Казаки даже ради убогого Серафима постарались. Так что читай это вслух. Еще раз хочу услышать плач казаков.
Послушнику ничего не оставалось делать, как развернуть список и прочесть написанное:
Послушник замолчал. Старец остро глянул на него, потом пошел к печке, где на шестке[95]
остывал чугунок с картошкой. Тут же стояла кастрюля с утренним отваром из брусники.Отец Серафим налил черпаком отвара в глиняную кружку и повернулся к послушнику:
– На-ко, чадо, отпей. Видать проняла тебя казацкая песня. Но хорошо, что добром поминают.
Пока послушник пил отвар, держа кружку обеими руками, потому что его прохватил озноб, старец что-то обдумывал. Даже лоб наморщил. Потом посадил послушника на лавку в красном углу, сам сел рядом и заговорил:
– Я ведь мало знаю про казаков. Рассказал бы. Говорят, они в войну показали хфранцузским нехристям, где раки зимуют.
– Раки? Ах, да. Раки, – кивнул послушник. – Без войска Донского Кутузову пришлось бы туго…
Сентябрьская Москва догорала. Удушливый дым пожарища стелился далеко по Подмосковью, но по ночам становилось холодно, и едкий запах скрадывался, чтобы воскреснуть утром. Завоевателям России практически негде было укрыться и разжиться хоть какой-нибудь пищей. Голодные и оборванные, они начали гибнуть от неожиданно вспыхивающих болезней.
Меж тем русская армия усиливалась ополчением, а самое главное – настроение у русских было бодрое, не показушное. Все желали наступления и верили в то, что Богородица укроет Москву своим омофором[96]
и спасет от гибели. По войскам ополченцев пронесся слух о том, что сама Царица Небесная явилась перед Наполеоном и приказала убираться из сгоревшего города.Так это было или нет, сказать трудно, только французский император велел спешно готовить отступление, а на прощание взорвать Кремль, дабы помнили россияне, что с Францией шутки плохи. В подземельях Кремля заложили сотни пороховых бочек, оставили бомбардиров для исполнения приказа, но ни одна бочка не взорвалась, а бомбардиры исчезли.
В конце сентября французы оставили Москву, а уже в первых числах октября русская армия тронулась из Тарутина. Поздним вечером, почти что в ночь, русские шестью колоннами выступили на отсечение авангарда Мюрата, находившегося в шестидесяти верстах от основной армии Наполеона. Русские колонны должны были одновременно на рассвете подойти к французскому лагерю и атаковать его.