Царь и схимник

– Ну что ж, – склонил старец голову. – Видимо, от судьбы не уйдешь, да и незачем, поскольку – Александра правильно подсказала – я смогу многих на путь истинный наставить.

С этого момента начался новый этап жизни томского старца Федора Кузьмича.

Доподлинно известно, что у каждого человека на жизненной дороге случаются неожиданные повороты. То есть любому из нас, пришедшему в этот мир, предоставляется возможность испытать себя задолго до того, как нужно будет предстать пред Божьим Престолом, где накопленные, а тем паче, награбленные слитки золота будут тяжким балластом для души, желающей подняться вверх по лунному лучу.

В Томске Федор Кузьмич регулярно посещал церковные службы в домовой церкви архиерейского дома, а чуть позже повадился в церковь Казанской иконы Пресвятой Богородицы. На службах старец старался никому не мешать и не попадаться на глаза, хотя с его ростом это было довольно трудно.

Однажды именно там его обнаружил Томский епископ Порфирий и сразу сделал предложение молиться в своей личной молельной рядом с алтарем. Старец, молча, пожевал губами, как обычно в неприятных ситуациях, но ответил спокойно:

– Я простой православный христианин. Зачем же вы, владыка, хотите отделить меня от остальных? Не след никому отделяться от ближних, ибо сие есть наущение диавола.

– Я знаю, – не отставал епископ. – Ты, Федор Кузьмич, окормлялся у протоиерея кладбищенской церкви Петра Попова, а также бывал на исповеди у томских иеромонахов Рафаила и Германа, но ни один из них не согласился поведать твою тайну. А тайна у тебя есть, старец: русский народ не станет дарить свою любовь, кому попало!

– Сии священнослужители блюдут тайну исповеди, ибо это предписано Богом, а не Синодом, – смиренно отвечал старец. – А во мне никакой тайны нет, разве что когда я с Богом остаюсь – но это только Он знает. Мне нечего терять, кроме того, что всегда останется при мне – слова Бога моего и любви к Спасителю и ближним. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе духа. Вот и вся моя тайна[90]

.

Прихожане, слушая беседу епископа со старцем, не переставали удивляться умению Федора Кузьмича вести беседу с сильными мира сего. Епископ Порфирий был человеком, не терпящим возражений, поэтому прихожане его побаивались. Но, когда владыка беседовал со старцем, казалось, сам ангел Господень пожаловал в храм Божий, чтобы успокоить его.

Была середина мая, и в это время со старцем в церкви находилась Александра. Девушка не мешала разговору, однако напряженно прислушивалась. Как только епископ Порфирий оставил Федора Кузьмича в покое, Александра подобралась к старцу поближе. Она во время службы находилась на левой женской половине и старалась никому не мешать. Но сейчас литургия уже кончилась, и девушка безбоязненно прошла на мужскую половину, тем более, что Федор Кузьмич всегда занимал место недалеко от двери.

– Сегодня день твоего тезоименитства, батюшка, – обратилась девушка к старцу.

– Господь с тобой, девонька! – перекрестился Федор Кузьмич. – Сегодня день тезоименитства князя Александра Благоверного.

– Вот. Я это и хотела сказать, батюшка, – поправилась Александра. – Только ты так любишь этот праздник, что я удивилась, почему ты забыл про него сегодня.

– Вовсе нет, – отмахнулся старец. – Сейчас, после того, как мы подойдем к кресту, начнется молебен во славу Благоверного князя Александра Невского. А когда молебен закончится, настоятель попросил меня остаться на праздничную трапезу. Останешься со мной.

– А можно?

– Конечно, девонька моя, тебе можно, – кивнул старец. Он поднял голову, посмотрел на расписанный потолок церкви и закрыл глаза, – Знаешь, какие торжества бывали в этот день в Петербурге? – спросил ее Федор Кузьмич и сам же ответил: – Стреляли из пушек, развешивали ковры, вечером весь город украшало электрическое и газовое освещение, и общая радость наполняла сердца человеческие. Люди умели радоваться настоящему празднику…[91]

– Я думаю, батюшка, – решилась высказать свое мнение девушка, – сегодня тоже будет веселый праздник. Недаром сам настоятель позаботился пригласить тебя. Только я не хотела бы, чтобы за трапезой был наш епископ Томский.

– Ну, будет, будет, – одернул ее старец. – Запомни, в этом мире всяк на своем месте.

Трапеза в день тезоименитства князя Александра Благоверного оказалась не хуже петербуржских застолий, тем более, на празднике с благословения настоятеля подавали все самое лучшее. Здесь можно было увидеть целиком запеченных севрюжек, перепелов в чесночной подливе, кусочков изюбря под винным соусом… Но самым главным украшением стола оставались сибирские муксун и нельма, приготовленные по особым рецептам. Во всяком случае, вряд ли царский стол когда-нибудь имел такое богатое угощение. Правда, у царских поваров тоже было чем похвастаться, но там чаще всего заглядывались на европейские кушанья, забывая, что на родине разносолы гораздо вкуснее.

Во время трапезы церковный хор исполнял духовные песни. Вдруг регент объявил особо: