Царь с Востока

- Но это уже слишком! - ткнув пальцем в текст, уже по-русски воскликнул Романов.

- Что такое? - нахмурился Грауль.

- Паскевич пишет, что лучшим вариантом моей женитьбы является... Ульрика Элеонора Датская, - нарочито громко прочитал молодой император и перевёл внимательный взгляд на Павла. - При этом ей едва стукнуло шестнадцать.

- И что тебя смущает? - проходя в коридор и увлекая Романова за собой, недовольно проговорил Павел Лукич. - Идеальный вариант. Пока всё срастётся, ей и семнадцать исполнится.

- Пф-ф-ф! - Владимир невесело усмехнулся, прикрыв лицо ладонью, и проследовал за старшим товарищем.

- Не думай об этом, - понизив голос, продолжил Грауль, остановившись у двери и взявшись за ручку. - Кстати, Фридриха мы должны женить на дочери герцога Кеттлера Курляндского. И ни он, ни ты от этого не отвертитесь. Геополитика! - добавил он, решительно толкнув дверь.

- Император Руси и многих иных земель обладатель и правитель, Владимир Алексеевич Романов! - раздалось в зале, едва отворилась тяжёлая дверь. Стук церемониального посоха эхом отдался в просторном помещении, освещённом приглушённым светом десятка фонарей. В центре залы стоял стол, накрытый парчовой скатертью, рядом с которым из группы пышно одетых людей, числом с десяток, тут же вышел вперёд невысокий крепыш со светлой шевелюрой и аккуратно постриженной бородкой. Владимир сел в специально приготовленный для этой церемонии трон на возвышении, перед которым стоял стол, а Грауль и Артамон Матвеев, сопровождавший мекленбуржца из Шверина, пригласив за стол герцога и его секретаря, сели напротив гостей. За свободные места присели посольские дьяки, люди из свиты герцога. Рядом расположились писцы и охрана. Говорить начал Артамон, только-только возведённый Романовым в чин окольничего. Матвеев, будучи происхождения незнатного, при Ордине-Нащёкине был приближен ко двору, после чего карьера его резко пошла в гору, чему способствовали ясный и живой ум Артамона, а так же его боевые заслуги в столкновениях с поляками на землях Белой Руси. Кстати, именно из-за Матвеева молодому императору пришлось ранее задуманного времени издавать особый указ об отмене местничества. На торжественном обеде, данном в честь прибывших в Москву ирландских и испанских послов, произошла позорная, по словам молодого императора, стычка. Представители знатных родов, уязвлённые тем, что Артамона Матвеева усадили неправильно, принялись лаяться и с ним, и с оказавшимся рядом Фёдором Ртищевым, а когда князь и боярин Иван Репнин дерзко указал на незнатность Ордина-Нащёкина, терпение императора лопнуло. Недовольных вывели из палат гвардейцы, а в ту же ночь многие смутьяны были арестованы. Из Бронниц и Коломны в Москву скорым маршем прибыли два учебных полка, возглавляемые бывшими товарищами ангарского кадета Романова - они и вывезли из столицы на окраины державы семьи тех, кто упорствовал в старине. Остальные же, кто принял новый порядок, как Василий Голицын и Никита Урусов, поклявшись на Священном Писании в преданности к правителю, были оставлены в Москве и заново утверждены на службе. Позиции же партии Ордина-Нащёкина сильно упрочились, и с тех пор Артамон Сергеевич за несколько лет службы в Посольском приказе успел побывать с посольствами в разных странах, каждый раз успешно выполняя наказы императора. В Копенгагене Матвеев договорился о разграничении владений на южных берегах Балтики с передачей восточной Померании, ранее оккупированной шведами под опеку Москвы. Стареющий король Фредерик, довольный гостем, подписал все бумаги в присутствии Кристиана, своего старшего сына и скорого наследника престола, после чего показал русскому дипломату обширную королевскую библиотеку, лично рассказав Артамону о самых ценных экземплярах. Чувствуя расположенность монарха, русский посол решился предложить Фредерику провести раздел Швеции, при этом Москва получала бы новгородские вотчины да финские пустоши, а король исполнял бы свою мечту о прежнем устройстве государства времён Кальмарской унии, когда Копенгаген властвовал на землях Скандинавии. Но Фредерик наотрез отказался даже обсуждать это предложение.

- Пусть потомки наши сделают оное, если на то будет воля Господа, - таков был осторожный ответ датского самодержца.