Царь с Востока

В столице Курляндии Владимир задержался на двое суток, чем уважил Якоба Кеттлера - а сам герцог под шумок выпросил для своего флота сто двадцать уральских орудий. Они будут весьма кстати совсем скоро, уже через год десяток кораблей под военно-морскими стягами Курляндии отправятся в давно запланированную экспедицию в Вест-Индию. На сей раз Якоб собирался обосноваться там всерьёз, а пушки помогут ему оборонять форты на занятых островах - Тобаго, Гренаде и части Тринидада, при чём на последних двух наличествовали небольшие поселения испанцев и французов - к счастью, они были слишком жалкими, чтобы оспаривать первенство курляндцев.

В начале осени в Польше начались уже привычные для неё волнения шляхты, недовольной ослаблением государства и снижением своих доходов от земли. А снижались они не только от хиреющей торговли, но и из-за хлопов, толпы которых всё чаще разбегались куда глаза глядят. Кстати, глядели они всё чаще на восток, где беглецов принимали и селили на свободных землях по берегам Волги и Яика. Несмотря на яростные окрики и протесты из Варшавы, Москва не отказывалась от перебежчиков. В Кремле ожидали, что и на сей раз бузотёры, поносящие на своих сеймиках трусливого короля и нерешительных магнатов, побряцав саблями, разъедутся по поместьям. Но смута не только не унялась, а, более того, перекинулась и на те земли, которые гонористые шляхтичи ещё недавно считали своими. В Виленском крае, Галицкой земле, на Волыни мятежники, с успехом подбивая на смуту горожан, тщились, однако, найти пополнение своих рядов среди польских крестьян, кои всеми правдами и неправдами пытались уклонится от мятежа. Размах бунта, между тем, рос и всемерно увеличивался, покуда не достиг своего пика. Где-то, особенно в Подляшье, где смуту на родовых землях начал магнат Марцин Замойский и на Волыни, где над восставшими главенствовал князь Александр Януш Заславский, к этому времени всей полнотой власти стали обладать бунтовщики. Возглавляемые знатными фамилиями толпы мятежников нападали на русских купцов, чиновников и небольшие отряды солдат, не смея, однако, атаковать стрелецкие городки и воинские казармы. А вот во Львове и Галиче мятеж, едва начавшись, тут же был раздавлен - воевода князь Даниил Барятинский, передав в Москву сообщение о бунте, немедля вывел солдатские полки из казарм и занял центр города, разогнав нестройные толпы восставших. Посад и окрестности взяли под контроль гусары и казаки. Кроме того, Барятинский принялся за создание вооружённых отрядов из горожан, купеческих охранников и крестьян, которые несли караульную службу и охраняли определённые районы города, селения и дороги вместе с солдатами. Благодаря активным действиям, кои опередили само развитие бунта, Барятинский сумел быстро и с минимальными потерями очистить от смутьянов своё воеводство, после чего сумел помочь и соседу - волынскому воеводе князю Фёдору Куракину, отступавшему под натиском мятежников и пришедших с польской стороны шляхетских отрядов.

Донесения пограничников и таможенников о постоянных переходах границы польскими воинствами в Москве были встречены с нескрываемым раздражением, а потому из Краловца в Мальборк, где постоянно находился король, по приказу из Москвы был отправлен посольский отряд от краловецкого воеводы с требованием не допускать в пределы Руси вооружённых отрядов для помощи мятежникам. А те же мятежники требовали от короля Михала Вышневецкого объявить войну своему восточному соседу и объединить силы с турками или шведами, чтобы добиться победы и восстановления прежней Речи Посполитой. Однако и предводители бунтовщиков, и простые ксёндзы, средней руки шляхтичи и офицеры, напрасно взывали к Польше, отсылая в столицу гонцов с письмами, полными отчаяния и призывов к священной борьбе - но король Михал Вышневецкий, избранный на трон всего два года назад, если и желал помочь бунтовщикам, то не имел на то ни воли, ни средств. Походило на то, что всё же, ему менее всего хотелось воевать с Русью, и это восстание стало для него полнейшей неожиданностью. Вероятно, он уже знал о тайных переговорах венского двора с Кремлём относительно судьбы его державы, но Михал ничего не смог сделать для сбережения внутреннего порядка. Разве мог он сдержать магнатскую и шляхетскую вольницу? Да никоим образом!

Положение короля в Польше являло собой жалкое зрелище для всех его соседей. Понимали это и в Кремле.