Во время пребывания Дмитрия в Кракове в город явилась толпа московских людей – какой-то Иван Порошин с товарищами. Они услыхали, что во владениях польского короля находится чудесно спасенный сын Ивана Васильевича и отмахали много верст, чтобы взглянуть на него. При первой же встрече с Дмитрием они поклонились ему и признали его настоящим царевичем.
Тогда же с Дона приехали два атамана: Корела и Нежакож. По их рассказу, когда Григорий Отрепьев, пробравшись из Брагина на Дон, известил казаков о появлении в Польше Дмитрия, в казацком кругу стали думать, как поступить: признавать или не признавать его истинным царевичем. Несколько тысяч наиболее горячих голов решили идти к польским границам и направили вперед своих атаманов, проведать, тот ли человек Дмитрий, за кого себя выдает, и если окажется, что тот самый – то передать ему, что все казачество готово ему служить. С атаманами находился еще какой-то беглец из Северской земли, утверждавший, что видел царевича в Угличе и узнает его с первого раза. Так оно и случилось. Этот человек рассказал Дмитрию и панам, что Борис Годунов мучит людей, умерщвляет их тайно ядом, разоряет целые семейства за одно слово о Дмитрии. Нелюбимый и прежде, теперь он сделался всем ненавистен, и Дмитрию нужно только появиться в московских пределах – вся земля разом к нему пристанет. Корела и Нежакож, вполне удостоверенные в подлинности личности царевича, возвратились к своим станицам.
Дмитрий торопил панов: пора в поход! Те, слушая московских беглецов и казаков, и сами с трудом сдерживали свое нетерпение.
24 апреля Дмитрий навсегда покинул Краков. Он возвращался в Самбор, чтобы оттуда двинуться на Москву – за отеческим престолом.
IX. Последние приготовления
Получив от короля разрешение свободно сноситься с шляхтой, Дмитрий приступил к набору добровольцев в свою армию. Сандомирский воевода и Вишневецкие кинули клич по всей стране, приглашая шляхту и казаков идти с ними в Московщину добывать престол для законного государя. В ожидании приезда желающих в замке возобновились пиры. Мнишек и другие поднимали чаши в честь царевича и громко произносили его звучные титулы, которые Дмитрий теперь смело выводил киноварью на своих письмах: «Славнейший и непобедимый Дмитрий Иванович, император Великой Руси, князь угличский, дмитровский, городецкий, наследный государь всех земель, подвластных московскому царству».
Уже и Марина не казалась ему такой недоступной, как прежде. Савицкий, последовавший за Дмитрием в Самбор в качестве духовника, прямо советовал ему сделать предложение дочери воеводы, указывая на те выгоды, которые последуют из этого шага.
– Воевода сандомирский горд, ему подобного не найти! – говорил иезуит. – Если вы снизойдете до вступления с ним в родство, то тем скорее достигните отеческого престола. Тогда никто не подумает, чтоб воевода, такой гордый, такой умный, мог не знать, за кого выдает дочь, и не вполне уверен, что вы – настоящий Дмитрий. Тогда и польский король будет явно за вас, тогда вы заставите замолчать голоса, которые теперь раздаются против вас. Поговорите с панной Мариной; заметите согласие, тогда поговорите с отцом. Конечно он, прежде чем согласиться, спросит моего совета, а вы уже знаете, что я скажу. Я знаю ваше расположение к истинной религии и так радуюсь, что вы преуспеваете на пути истины, что каждый день молю Бога о ниспослании вам благословения. Его благословение победит ваших врагов. Оно сильнее всякой человеческой мудрости, оно возведет вас на отцовский трон.
Дмитрий попросил его переговорить с Мнишком, а затем обратился к нему и сам. Едва войдя в кабинет воеводы, Дмитрий понял, что он – жених. Мнишек радостно встал ему навстречу, обнял и поцеловал нареченного зятя, по лицу его текли слезы умиления. Он соглашался отдать дочь за Дмитрия, но… откладывал свадьбу до его воцарения в Москве. В полном противоречии со словами Савицкого, он доказывал, что Дмитрию выгоднее не жениться сейчас на Марине.
– Чтобы доказать вам свое расположение, – говорил он Дмитрию, – я откладываю вашу свадьбу до того времени, когда труп Годунова послужит вам ступенью на трон. Это совершено против моего собственного желания и выгод, но я вас прошу – поступите так: это мой отеческий и дружеский совет. Сигизмунд готов вас поддерживать, и знаете ли, что у него на уме? Он надеется выдать за вас свою сестру, только поэтому он и помогает вашему предприятию. Другие паны воеводы будут завидовать нашему родству, многие видят в вас жениха и перестанут помогать вам, когда узнают, что вы женитесь на моей дочери, а вам следует расти, а не умаляться, увеличивать, а не уменьшать число своих союзников. Не возражайте мне, я знаю лучше ваш путь. Я пойду с вами, я пожертвую всем, что имею, за возвращение вам отеческого достояния!
Что мог на это возразить Дмитрий? Он знал одно: Марина все равно будет его женой, ибо ни минуты не сомневался в том, что достигнет московского престола.