Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

4.12. Впервые в области права разграничение между Царством и Правлением находит свою техническую формулировку в спорах, приведших к разработке канонистами на рубеже XII–XIII веков «политического типа» rex inutilis[121]. В основе этих споров лежит учение о праве понтифика отстранять от власти временных правителей, которое было изложено Григорием VII в письме Герману из Меца. Григорий ссылается здесь на эпизод низложения последнего меровингского короля Хильдерика III из-за его несостоятельности, инициированного папой Захарием, который назначил на его место Пипина, отца Карла Великого. Текст представляет собой немалую ценность, так как он был включен Грацианом в его Декрет и послужил исходной точкой для разработок последующего поколения канонистов. «Другой римский понтифик, – пишет Григорий, отстаивая примат sacerdotium над imperium, – отстранил от управления короля франков, и не столько из-за его бесчинств, сколько из-за того, что он не был годен для столь высокой власти [tantae potestati non erat utilis], и назначил на его место Пипина, родителя императора Карла Великого, освободив франков от клятвы верности, которую они ему принесли» (Decretum, c. 15, q. 6, c. 3; cfr. Peters, p. 281). Еще в XII веке хронисты превратили Хильдерика в прототип rex ignavus et inutilis

, воплощающего собой разрыв между номинальным царствованием и реальным его отправлением («Stabat enim in rege sola nominis umbra; in Pippino vero potestas et dignitas efficaciter apparebat. Erat tunc Hildericus rex ignavus et inutilis…»[122], Goffredo da Viterbo, Pantheon. PL, 198, 924d–925a). Однако именно канонистам, и в особенности Угуцию Пизанскому, принадлежит заслуга преобразования rex inutilis в парадигму разграничения между dignitas[123] и administratio[124]

 – между функцией и подразумеваемой ею деятельностью. Согласно этой доктрине, болезнь, старость, безумие или праздность государя или прелата не обязательным образом влекут за собой его низложение, ибо подразумевают разграничение между dignitas, которое остается неотъемлемым от его личности, и деятельностью, которая вверяется такой фигуре, как coadiutor или curator. Итак, на кону была не просто проблема практического плана, но нечто заключавшее в себе подлинное учение о внутренней разделимости суверенной власти. Это подтверждается той щепетильной настойчивостью, с которой «Glossa ordinaria» к отрывку из Декрета о двух римских императорах, правивших одновременно, приписывает одному из них dignitas, а другому – administratio, тем самым одновременно утверждая единство и разделяемость власти («Dic quod erant duae personae, sed tamen erant loco unius. […] Sed forte unus habuit dignitatem, alter administrationem»[125], цит. по: Peters

, P. 295).

Именно на основе этих канонистических разработок в 1245 году по просьбе клира и португальской знати Иннокентий IV издал декреталию «Grandi», которой он препоручил Афонсу Булонскому, брату короля Саншу II, проявившего себя неспособным к управлению, cura et administratio generalis et libera[126] королевством, оставляя при этом за государем его королевское dignitas.

Таким образом, предельный случай rex inutilis обнажает двоякую структуру, определяющую функционирование управленческой машины на Западе. Суверенная власть структурно артикулируется на двух уровнях, согласно двум аспектам или полярностям: она одновременно является dignitas и administratio, Царством и Правлением. Фигура правителя в самой своей сущности является mehaignié

[изувеченной. – Примеч. пер.] – в том смысле, что его достоинство соизмеряется с возможностью его бесполезности и неэффективности в соотношении, в котором rex inutilis легитимирует эффективное управление, которое он всегда уже отделял от себя и которое, тем не менее, формально продолжает ему принадлежать.

Стало быть, ответ на вопрос Макса фон Зайделя: «Что останется от царствования, если отнять правление?» – звучит следующим образом: Царство является остатком, выдающим себя за целое, которое бесконечно изымает себя у себя самого. Подобно тому как в божественной gubernatio миром трансцендентность и имманентность, ordo ad deum и ordo ad invicem должны непрерывно разделяться для того, чтобы провиденциальное действие могло столь же непрерывным образом их воссоединять, – Царство и Правление образуют двойной механизм, место непрерывного разделения и сочленения. Potestas является plena лишь в той мере, в какой она может быть разделена.