Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

В конечном итоге на кону в этом конфликте функционирование правительственного диспозитива. Если для понтифика различие между двумя уровнями или двумя аспектами диспозитива носит чисто номинальный характер – так что действие фактического управления уже всегда определяет могущество и Царство полностью отождествляется с Правлением, – то для Оккама Царство (абсолютное могущество) всегда каким-то образом превосходит и предваряет Правление (упорядоченное могущество), которое достигает и определяет его лишь в момент executio, при этом никогда полностью его не исчерпывая. Иными словами, друг другу противостоят две различные концепции управления людьми: первая, над которой еще довлеет старая модель территориального суверенитета, сводит двоякую расчлененность аппарата управления к чисто формальному моменту; вторая приближается к новой экономико-провиденциальной парадигме, в которой два элемента сохраняют, несмотря на их взаимосвязь, каждый свою идентичность, а случайности действий управления соответствует свобода суверенного решения. Но в результате своеобразного перевертывания именно эта, так сказать, более «демократическая» парадигма приближается к позиции тех канонистов и теологов (таких как Дунс Скот), которые в те же годы разрабатывают доктрину

potentia absoluta как модель исключительных полномочий. В той мере, в какой оно структурно превосходит упорядоченное могущество, могущество абсолютное представляет собой – не только в Боге, но в любом деятеле (и в особенности в понтифике) – то, что позволяет законно действовать «за пределами закона и вопреки ему»:

Potest agere conformiter illi legi rectae, et tunc secundum potentiam ordinatam (ordinata enim est in quantum est principium exsequendi aliqua conformiter legi rectae) et potest agere praeter illam legem vel contra eam, et in hoc est potentia absoluta, excedens potentiam ordinatam[132]

. [Duns Scoto. Cit. 

Courtenay. P. 112.]

5. Провиденциальная машина

5.1. Лекционный курс Мишеля Фуко «Безопасность, территория, население», прочитанный в Коллеж де Франс в 1977–1978 годах, посвящен генеалогии современного управленчества. Фуко начинает с того, что выделяет в истории отношений власти три различные модальности: это законодательная система, которая соответствует институциональной модели территориального суверенного государства и определяет себя посредством нормативного кода, противопоставляющего дозволенное тому, что запрещено, и исходя из этого противопоставления устанавливающего систему наказаний; дисциплинарные механизмы, которые соответствуют дисциплинарным обществам Нового времени и внедряют наряду с законом комплекс полицейских, медицинских и карательных процедур с целью упорядочивать, исправлять и моделировать тела подданных; и, наконец, диспозитивы безопасности, которые соответствуют современному государству населения и характерной для него новой практике, которую это государство определяет как «управление людьми». Фуко спешит уточнить, что эти три модальности не следуют друг за другом хронологически и не исключают друг друга, но сосуществуют и сочленяются друг с другом – однако таким образом, что в ту или иную эпоху какая-то одна из них определяет господствующую политическую технику. Так, рождение государства населения и примат диспозитивов безопасности совпадают с относительным ослаблением функции суверена и выходом на первый план того самого управленчества, которое составляет важнейшую политическую проблему нашего времени. Характеризуя ее, Фуко использует формулу, которую мы уже встречали у Шмитта и у Петерсона: