Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

История понятия провидения совпадает с длительной и оживленной полемикой между сторонниками представления о том, что Бог заботится о мире лишь посредством общих или универсальных принципов (providentia generalis), и теми, кто утверждает, что божественное провидение пронизывает все, вплоть до самых незначительных деталей – или, согласно образному сравнению Св. Матфея, 10:29, вплоть до самого малого воробышка[145] (

providentia specialis и specialissima). Если утверждается общее провидение и при этом частично или полностью отрицается провидение частное, то мы имеем дело с позицией аристотелевской и позднеантичной философии – и в конечном счете с деизмом (который, как выразился Вольф, «допускает существование Бога, но при этом отрицает его вмешательство в человеческие дела», Wolff

, Natürliche Gottesgelahrtheit, II, 2, p. 191). Если же одновременно утверждаются обе формы провидения – то мы имеем дело с позицией стоицизма, теизма и доминирующего направления христианской теологии, в рамках которых встает вопрос о том, каким образом примирить частное провидение с человеческой свободой выбора.

И все же подлинной ставкой в этом споре является не столько свобода человека (которую сторонники второго тезиса как раз пытаются отстоять посредством разграничения между отдаленными и ближайшими причинами), сколько возможность божественного управления миром. Если Царство и Правление разделены в Боге жесткой оппозицией, то в этом случае никакое управление миром в действительности невозможно: с одной стороны будет бессильная верховная власть, с другой – бесконечная хаотичная цепочка частных (насильственных) действий провидения. Управление возможно лишь в том случае, если Царство и Правление взаимосвязаны, образуя биполярный механизм: оно именно и является тем, что возникает вследствие согласования и сочленения общего провидения и провидения частного – или, по словам Фуко, omnes и singulatim.

5.3. Впервые провиденциальная машина упоминается в книге «Peri pronoias» («О провидении») Хрисиппа (SVF, II, 336), где она уже предстает в своих сущностных чертах, которые будут определять ее функционирование вплоть до самого порога Нового времени, – а именно как стратегическое слияние двух проблем, различных лишь внешне: проблемы происхождения и оправдания зла и проблемы управления миром. Связь, которую Хрисипп устанавливает между этими двумя проблемами, настолько прочна, что она оказывается в центре педантичного спора post mortem c Бейлем, который Лейбниц инсценирует в своей «Теодицее». Пытаясь доказать свою теорию о том, что существующий мир – la meilleure des républiques

[146], Лейбниц утверждает, что наличествующее в нем зло не проистекает непосредственно из божественной воли, но является неизбежным сопутствующим следствием выбора, который Бог совершил в отношении лучшего из возможных миров:

Отсюда следует, что зло, проявляющееся в разумных созданиях, происходит только по совпадению, вне предшествующей воли, но по последующей воле, содержась как бы в свернутом виде в наилучшем из возможных замыслов; и метафизическое благо, обнимающее все, служит причиной того, что иногда надо дать место физическому и моральному злу, как я объяснял уже не раз. Кажется, древние стоики были не очень далеки от этой системы[147] [Leibniz, 2, 209. P. 253–254].

Далее в подтверждение своего тезиса, и вместе с тем в попытке уличить противника в противоречии с самим собой, он приводит отрывок из Хрисиппа в версии (к слову, довольно близкой к оригиналу), в которой он представлен у Бейля: